Рачия АРЗУМАНЯН
Независимый эксперт
Степанакерт
Прошедшие в Грузии парламентские выборы стали знаковым событием в политической жизни Грузии. После внесенных в Конституцию изменений Грузия фактически превращается в парламентскую республику, когда важнейшие рычаги формирования внутренней и внешней политики оказываются сосредоточенными в руках премьера и победившей партии или коалиции.
В настоящее время пока трудно сказать, насколько эффективной окажется формируемая система власти, однако большинство экспертов сходятся на том, что помимо расстановки новых кадров, сведения некоторых счетов с предыдущей командой, ожидать радикальных изменений во внутренней и тем более внешней политике не стоит.
Пока что в стране сложилась ситуация двоевластия, когда уходящий президент и президентская форма правления еще в течение года будут обладать достаточными полномочия и рычагами, чтобы влиять на процесс становления парламентской Грузии, которой еще предстоит стать состоявшейся реальностью грузинской общественно-политической и государственной жизни. Во всяком случае, утверждать, что процесс передачи всей полноты власти в Грузии завершен, несколько преждевременно. Однако, это вопросы, касающиеся непосредственно Грузии. Для армянской государственности гораздо более важной представляется попытка понять, какие уроки можно извлечь из того пути, которым идет Грузия на протяжении последних десяти лет, после того, как страна выбрала однозначную ориентацию на Запад. Здесь наиболее важным представляется следующий момент.
С одной стороны, такая ориентация дала Грузии достаточно много преимуществ в тактическом плане, раскрытие которых потребует отдельной статьи. Здесь просто сошлемся на один факт. Система государственного управления страной до Михаила Саакашвили находилась в, мягко говоря, плачевном состоянии. Приход новой команды и переориентация Грузии на Запад позволили за короткий срок добиться качественных изменений и сформировать фактически новую систему государственной власти. Грузия до революции роз прочно занимала место в списке несостоявшихся (failed) государств, что создавало существенные проблемы для Армении. Результатом пребывания у власти Михаила Саакашвили и стоящих за ним сил стало удержание Грузии на кромке, отделяющей государство и государственность от территории.
С другой стороны, выбрав однозначную ориентацию на Запад, Грузия лишила себя поля для маневра. Политика Грузии на протяжении последних лет недвусмысленно показывает, что для небольшой страны однозначная ориентация на какой-либо один геополитический центр является рискованным шагом, тем более, если регион находится в фокусе геополитического соперничества. Такой шаг приводит к далеко идущим негативным последствиям. Вероятно, наиболее важным из них следует признать делегирование принятия стратегических решений за пределы страны — геополитическому центру силы. Ценой восстановления управляемости страной стала потеря весомой части суверенитета, когда стратегические решения принимаются не в Администрации президента или Парламенте Грузии, а в кабинетах, расположенных вне территории грузинского государства. Прошедшие выборы стали наглядным свидетельством того, как это происходит.
Тем не менее, полученные тактические преимущества и достижения оказались критически важными для Грузии, позволив спасти разваливающуюся систему государственного управления. Рассуждать сегодня, была ли у Грузии другая возможность навести порядок в стране, некорректно. История не приемлет сослагательного наклонения, и будет правильнее признать, что выбор Михаила Саакашвили позволил Грузии избежать крайне неприятных и просто катастрофических для грузинской государственности и власти сценариев. Вероятно, здесь будет уместна аналогия с тушением пожара в доме, когда не до рассуждений о стратегии, и надо принимать неотложные меры, следствием которых становится, в том числе, и потеря важных пластов общественно-политической жизни, которые оказываются «залиты водой». Однако то, что Грузия выжила и имеет сегодня возможность давать оценки периоду правления Михаила Саакашвили, уже является большим достижением, которое надо признавать.
В эти дни мы наблюдали впервые в истории новой Грузии спокойную передачу власти. Это привело даже к появлению в западных СМИ оценок в том духе, что «поражение Саакашвили стало символом победы революции роз». Ценности демократическогогражданского общества прижились на грузинской земле и позволили осуществить ненасильственную смену власти. Президент Грузии не пошел на фальсификацию результатов выборов, обеспечивая легитимную передачу власти.
Однако неприятной стороной всего происходящего для Грузии и грузинского общества является то, что решение по смене власти принималось не грузинским народом. Мог ли президент Грузии пойти на жесткие, и даже силовые методы сохранения власти? Вполне. В биографии Михаила Саакашвили и его власти присутствуют политические аресты и убийства, кровавые, в том числе и с погибшими, разгоны митингов оппозиции. Тем не менее, на этот раз он согласился отдать власть, точнее, есть большая вероятность, что он сделает это через год, когда покинет пост президента Грузии. И заслуга в такой мирной передаче власти отнюдь не грузинского общества и тем более власти, но геополитического центра силы, взявшего на себя функции гаранта стабильности грузинского государства.
С данной точки зрения передача власти в Грузии оказывается парадоксальным образом похожа на аналогичный процесс в России, где власть также была передана в рамках тандема от Медведева Путину. В России передача власти произошла в «узком кругу», затем была озвучена в рамках партийного съезда и только потом узаконена процедурой выборов. Тем самым выборы свелись к процедуре подтверждения полномочий первого лица, его легитимности в узком правовом смысле данного слова, не более. Причем, говорить о нарушении процедуры выборов, ссылаться на плохую работу выборных институтов будет некорректно. И в российском, и в грузинском случаях проблема связана не с функционированием институтов, но природой явления, которое оформляет процедура выборов. В обоих случаях процесс выборов оказывается выхолощенным, когда народу предлагается просто подтвердить своим волеизъявлением уже состоявшийся факт передачи и перераспределения власти. Общество, народ не формируют власть, а подтверждают ее легитимность в глазах международного сообщества. Тот факт, что все это происходит в полном соответствии с процедурой выборов, по сути, ничего не меняет. В обоих случаях говорить о демократическом и гражданском выборе можно только с точки зрения формы и процедуры, но не содержания.
В свете вышесказанного процесс выборов в рамках армянской государственности выглядит в каком-то смысле более состоявшимся. Вопрос, кто будет занимать главный политический пост в армянских государствах, решается, все же, на территории самих армянских государств. Можно вполне справедливо сказать, что такой выбор сегодня можно считать во многом условным, однако, тем не менее, в качестве суверена в армянском случае выступают граждане армянских государств. До настоящего времени все армянские выборы сопровождались достаточно жесткой борьбой, когда претендентов сложно было обвинить в участии в театральной постановке. На территории армянских государств мы до сих пор сталкивались с реальными выборами, а не выхолощенной имитацией. Да, проведенные в тот или иной год выборы можно расценивать как справедливые или несправедливые, соглашаться с результатами или оценивать их как подтасованные и проч.. Тем не менее, речь идет о выборах, а не симулякре и имитации, что дает возможность рассуждать о процессе и результатах, легитимности или нелегитимности сформированной власти и т.д.
В случае России и Грузии процедура передачи власти разворачивается в другом формате, когда говорить о выборе становится некорректным. Может ли такой способ передачи власти быть признан легитимным и эффективным? Однозначные оценки и выводы в данном случае неуместны, и правильнее будет говорить о соответствии такой формы передачи власти менталитету и культуре народа.
На примере Грузии и России мы сталкиваемся с интересным феноменом, когда создание эффективной системы выборов со всеми необходимыми институтами и процедурами не является гарантией того, что в стране сложится гражданское демократическое общество. Разворачивание демократических процедур и институтов само по себе не гарантирует того, что внедрившее их общество неизбежно станет гражданским. Процедуры и институты являются необходимым, но не достаточным условием, и общество, пройдя этап институционального становления, внедрения форм, обнаруживает, что необходим также дух — дух гражданского демократического общества. И это оказывается более сложной проблемой.
Даже внедренные и хорошо функционирующие институты гражданского общества сталкиваются с проблемой неготовности социума принять их и выстроить общественную жизнь в соответствии с духом демократии и свободы. Общества погружены в свою историю и культуру, которая сопротивляется быстрым и радикальным изменениям. Более того, трансформация культуры не может быть проведена искусственно и тем более насильственными методами, но только через долгосрочные и чаще всего незаметные воздействия на протяжении жизни многих поколений.
Непонимание данных ограничений приводит к тому, что проводимая политика и стратегия неизбежно становятся своего рода «большевистскими», когда считается возможным и даже необходимым навязать обществу радикальные изменения. В течение последних десятилетий можно было наблюдать не раз, как демократические институты и принципы оказывались бессильны перед тысячелетней инерцией культуры. Можно сослаться на попытки США в рамках неоконсервативной парадигмы внедрить идеи демократии и свободы в ближневосточные общества и Афганистан. Или пример уже другого рода. Иран, будучи теократическим государством, эффективно использует демократические процедуры для выстраивания баланса сил внутри общества и власти, оставаясь при этом глубоко чуждым самой идее и духу гражданского общества.
Каким образом должна быть охарактеризована ситуация в Грузии с данной точки зрения? Принадлежность к христианской культуре позволяет говорить о том, что Грузия в состоянии выстроить гражданское демократическое общество, а не имитировать его. Однако Грузия должна пройти достаточно серьезный путь по преодолению автократического и тоталитарного наследия, которое, возможно, незаметно для самого общества пустило глубокие корни. В состояния ли Грузия пройти данный путь? В состоянии ли помочь ей в этом патронаж Запада? Вопросы, которые требуют внимательного и вдумчивого к себе отношения и изначально отрицают и не приемлют простого и прямолинейного ответа. Вероятно, можно говорить о существовании индикаторов, которые позволили бы судить, насколько далеко продвинулась Грузия на данном пути. Однако каждое общество имеет свои уникальные индикаторы такого рода, и надеяться на универсальные подходы в данном случае не приходится.
Во всяком случае, для начала необходимо осознать, что проблема не только и не столько в процедурах и институтах, сколько в грузинском обществе, которое остается глубоко патерналистским, готовым и желающим видеть простые решения и ответы на сложные вопросы. Грузия продолжает жить в ожидании чуда и мечты, что кто-то придет и поможет ей решить проблемы грузинского общества. Первым шагом на трудном пути, ведущем к храму и свободе, должно стать преодоление инфантильности, желания сбросить тяжесть принятия судьбоносных решений на плечи спасителя, национального героя, диктатора, внешнего центра силы и пр. И в этом смысле название победившего партийного блока в Грузии вызывает тревогу. Тем не менее, такая неготовность к гражданскомудемократическому обществу не есть исключительная особенность бывших колониальных или постсоветских государств и народов. Аналогичное проблемы и поведение можно наблюдать сегодня, например, и в той же Греции.
Касательно армянской государственности необходимо признать, что армянские государства в последние годы теряют потенциал, наработанный в результате национально-освободительной борьбы армянского народа в Арцахе. Арцахская победа усилила и подтвердила пост-имперскую легитимность армянской власти, ее право и главное — способность самостоятельно принимать решения, касающиеся судеб Армянства, порой, вопреки воле и желанию геополитических центров силы. Однако захочет ли армянская государственность и общество сохранить свое право на выбор или они предпочтут более легкий путь?
С данной точки зрения ожидающиеся выборы в Республике Армения имеют тревожную тенденцию стать первыми безальтернативными в новейшей армянской истории, когда общество уже не находит в себе силы противодействовать стремлению власти сконцентрировать принятие решений исключительно в рамках самой власти, без участия общества. Однако сверхконцентрация оборачивается не всевластием, а исчезновением и растворением власти, которая ускользает, тает в воздухе, как улыбка чеширского кота. Монополизация и даже абсолютизация власти, неизбежно отрывающаяся ее от народа как суверена, делает ее нелегитимной, в глубинном смысле данного слова, и уязвимой, что не так очевидно в относительно мирные и спокойные периоды, но становится недвусмысленным и грозным во время серьезных кризисов или войны.
