За прошедшие полтора года после Бархатной революции в Армении отношениям с официальной Москвой официальный Ереван придавал первоочередное значение, и тому были веские причины.
Прежде всего, доставшаяся в наследство полностью извращенная ткань отношений стала представлять собой пусковой механизм по генерации и реализации угроз экзистенциального уровня для государственности, и прежняя власть, увлеченная лишь решением сиюминутных задач, обслуживающих продолжение ее пребывания в качестве таковой, естественно, совершенно не задумывалась даже о краткосрочных последствиях. Свидетельством тому, во-первых, поставки беспрецедентного количества российского наступательного вооружения Азербайджану на фоне замалчивания Ереваном такого вопиющего нарушения логики всего того, что называется «военный союзник» или «гарантии безопасности», во-вторых, внешнеполитическая «авария» 3-го сентября 2013 года, когда «за одну ночь», как признался потом сам Серж Саргсян, Армению фактически подвергли «трафикингу» в так называемый «Евразийский союз», который еще не был сформирован, принудив к отказу от Соглашения об Ассоциации с ЕС, в-третьих, Четырехдневная апрельская война 2016 года, ставшая в своем роде «оценочной пробой» качества отношений Армения–Россия.
Этим все «наследие» не заканчивалось: мы отлично помним «благодарность» экс-руководителей Армении в адрес России и позицию Москвы в периоды избирательных циклов и событий 2003-2004 гг., февраля-марта 2008 года, помним все «взаимовыгодные соглашения», в результате которых в обмен на непонятно откуда взявшийся «долг» Москве фактически приносились в дар жизненно важные объекты и инфраструктуры Армении в комплекте с монопольной позицией, правом на нетранспарентность и закрепленными юридически кабальными условиями, напрямую ограничивающими суверенитет страны.
Новой власти Армении с этим «наследием» нужно было разбираться под угрозой развала всей государственной системы под воздействием прямого саботажа и с учетом возможностей гибридного воздействия со стороны Москвы. Во всяком случае, сомнений не вызывало то, что Москва была шокирована масштабом армянского протеста, внутренне восприняла его с негодованием, но реагировала с большой осторожностью. С одной стороны, у Армении перед глазами был опыт Грузии 2003-2008 гг. и Украины 2013-2014 гг., и нетрудно было просчитать масштабы негативных последствий, если бы российские «традиционные» рецепты подавления были бы пущены в ход. Однако, по большому счету отсутствие такового и «отстраненно-констатационная» реакция Кремля на смену власти в Армении в свою очередь удивили многих в начальный период. У России также перед глазами был тот же – уже собственный и, по меньшей мере, явно неприятный и ущербный опыт по Грузии и Украине. Конечно, приезд в Армению в те драматичные дни российской делегации в составе Николая Рыжкова, Константина Затулина и других оказался неудачным, а российская пропаганда запустила новую волну конспирологических теорий и дезинформации относительно событий в Армении, но это не отразилось на официальной позиции Кремля.
Тем не менее Москву за этот период неоднократно «прорывало» или «заносило», в особенности в отдельные периоды, совпадающие с фазами непонимания в отношениях Еревана и Степанакерта, публичной активизации представителей прежней власти, которые чуть ли не приглашали Россию к вмешательству. Контекст уголовного дела в отношении Роберта Кочаряна, его двукратного задержания и ареста, активных судебных прений, политических заявлений армянского экс-президента и даже поздравления от Путина то с Новым Годом, то с днем рождения, его кратковременная встреча с супругой Кочаряна во время визита в Ереван, изменение стилистики руководства Армении в переговорном процессе по урегулированию нагорно-карабахского конфликта – при всех рисках, тем не менее, не внесли изменений в отношения с официальным Ереваном, хотя и официальные заявления тоже были, в частности, со стороны главы МИД России о том, что в Армении «преследуют политических оппонентов».
Новая власть в Ереване, со своей стороны, с первых же дней выражала и демонстрировала намерение поддерживать позитивные отношения без изменения комплекса взаимных обязательств, в то же время – изменение качества отношений, прояснение и детализацию этих самых отношений. И, понимая всю сложность и своеобразность работы с российскими государственными структурами, новые кадры в каждом ведомстве старались донести российским коллегам эту мысль в свете происходящих в стране перемен.
Со временем Ереван, помимо российских туристов, стал еще и одним из главных направлений визитов представителей различных российских ведомств и органов государственной власти. Такой плотности в графике посещений Еревана представителями России, как в 2019 году, не наблюдалось давно. Армению посетили министр обороны, депутаты и председатель Госдумы, также президент России, достигнута договоренность о первом официальном визите премьера Пашиняна в Москву, а также о первом официальном визите Путина в Ереван 2020 году. И, конечно, «венцом» этого периода потепления отношений стал двухдневный визит в Ереван главы МИД России Сергея Лаврова – «рекордсмена по критике» политики новых властей Армении.
В содержательном отношении, конечно, визит Лаврова заслуживает особого внимания, поскольку озвученные им заявления, фактически, перечеркивают «песни» не только местных пропагандистов от бывшей власти, но и самой российской пропаганды. Это тот же Лавров, который ранее критиковал Никола Пашиняна за его высказывания на митинге в Степанакерте о Карабахе – «Арцах – это Армения, и точка», но в ходе ереванских заявлений уже сам цитировал формулу Пашиняна о характере окончательного решения конфликта, который должен устраивать и народ Армении, и народ Нагорного Карабаха, и народ Азербайджана, добавив при этом, что «с этим трудно не согласиться».
Лавров сам подчеркнул, что армяно-российские отношения развиваются в двустороннем и многостороннем форматах, что само по себе стало «камнем в огород» тех, кто утверждает противоположное, и ни разу даже не упомянул имен экс-президентов Роберта Кочаряна и Сержа Саргсяна, однако, затронув прошедшие этапы переговорного процесса по нагорно-карабахской проблеме, в частности, в контексте необходимости возвращения Степанакерта в переговорный формат, глава МИД России напомнил, что «один из экс-президентов Армении» решил, что он сам может представлять также и Нагорный Карабах. Да и зачем называть имя, если бывший российский сопредседатель Минской Группы ОБСЕ Владимир Казимиров в своей книге «Мир Карабаху» уже его назвал, описывая драматичные события 1998 года в Армении.
Глава оборонного ведомства Армении Давид Тоноян также довольно активно поддерживал коммуникацию с российской стороной, результатом которой стали, согласно открытой информации, договоренности о новых поставках современного вооружения разного предназначения, в том числе дюжины многоцелевых истребителей-бомбардировщиков Су-30 для ВВС Армении.
Подводя итог, нужно отметить, что новая политическая команда Армении проявила реализм в оценке региональной обстановки и объективные пределы своих возможностей на данном этапе, стойкий иммунитет к отдельным весьма болезненным гибридным выпадам со стороны Москвы и сумела донести важное послание: Армения – не Россия. В то же время Москва, со своей стороны, также приложила усилия, чтобы не реагировать под диктовку своих имперских рефлексов, не вести себя как слон в посудной лавке и не повторять прежних ошибок. Москва стала «привыкать» к той мысли, что другой Армении у нас для нее нет и не будет, и нужно работать с той, что есть.