Васак ДАРБИНЯН
Писатель, публицист
Ереван
Можно ли было избежать войны?
Нет, потому что:
а). Руководство Армении еще в 1997 году не смогло прийти к внутреннему согласию по поводу предлагаемого варианта урегулирования конфликта, дипломатическая разумность уступила романтично-патриотическо-максималистской ориентации, в основе которой было сохранение статус-кво, что должно было стать прямым путем к новой войне.
Единственным преимуществом сохранения статус-кво была неопределенность сроков той самой войны, чем умело воспользовались Роберт Кочарян и Серж Саргсян, создавшие иллюзию переговоров и растянувшие время на два президентских срока, превратив за это время коррупцию в краеугольный камень существования Армении, параллельно ослабив экономику страны, боеготовность армии, трансформировав образование и культуру в сервис низкопробных вкусов власти.
б). В основу внешней политики было заложено не признание завоеванной Республики Арцах посредством переговоров в рамках согласованных границ, а признание самого драматичного и позорного события в жизни армянского народа — Геноцида, разного рода далекие от реальности видения, воспалявшие Турцию и вовлекшие эту страну в сферу «урегулирования» Карабахского конфликта.
в). После бархатной революции 1918 года получившая штурвал власти политическая сила и ее капитан по инерции продолжили заложенный двумя экс-президентами — ее идеологическими противниками — путь лозунгово-пафосного патриотизма и романтичной претенциозности, не обладая при этом навыками управления государством и ужесточая риторику в адрес становящегося все более разнузданным Азербайджана, тем самым растрачивая лимит мирного времени на урегулирование конфликта и сохранение статус-кво.
Да, если бы
а). Первый президент Армении Левон Тер-Петросян освободил в 1997 году Роберта Кочаряна от обязанностей премьер-министра, исправив собственную ошибку по его назначению, уволил Вазгена Саргсяна с должности министра обороны (процитирую признание Вазгена Саркисяна на 5 съезде АОД: «Если бы Тер-Петросян сам не решил уйти, никто не мог бы его отстранить. Если б он уволил меня, то я бы ушел. Но тогда ответственность осталась бы на его плечах. Но он ушел, оставив ответственность на нас… Я не выходил против Тер-Петросяна, я отстаивал идею. Наши противоречия были по вопросу Арцаха…» Насколько я помню, Тер-Петросян так и не прокомментировал эти слова Вазгена, и надо полагать, потому что ему нечего было возразить). Собрал бы реалистичные и разумные силы и политиков и довел до сознания властей НКР, граждан Армении и Арцаха отсутствие альтернативы мирному договору и подписал бы в 1997 году предлагаемый вариант урегулирования.
б). В случае, если предыдущий пункт исключается, то если бы Роберт Кочарян или Серж Саргсян избрали другой, действительно демократический путь развития, а не выстроили, как говорит Левон Тер-Петросян, «коррумпированный сверху донизу режим, где отношения регулируются не законами, не волеизъявлением народа, не политическим диалогом, а правилами воровского мира. То есть полностью мафиозный, до последней нотки структуризированный режим, который довел нас до уровня аналогичных стран третьего мира». И использовали бы свою власть для формирования среды, способствующей миру, достигли в итоге согласия и подписали соглашение о перемирии, а не пускали бы пыль в глаза сопредседателей Минской группы ОБСЕ и не оправдывались бы 15 лет назад перед международной Группой по сбору фактов, что они не заселяют оккупированные территории и прочее, тем самым теряя возможность и право интегрировать их в состав Арцаха.
в). Николу Пашиняну хватило бы смелости и реализма признать, что внешняя политика Армении два десятилетия блуждала в болоте, боязливо маневрируя, ориентируясь на нереальную цель, в тылу обеспечивая условия для процветания коррупции и снижения боеготовности армии до уровня окопов. Отдав себе отчет в этом, он мог отказаться от риторики, ведущей к авантюризму, пойти навстречу предлагаемым вариантам урегулирования, пытаясь получить максимально возможное.
…Увы. Мы не удостоились ни того, ни другого. И теперь осталось только самобичевание — мощнейшее оружие, которое мы носили веками, чтобы выпестовать и оправдать поражения.
Могли ли мы победить в войне?
Нет, потому что
а). Силы вовлеченных в военные действия конфликтующих сторон были неравны. Наша армия воевала с азербайджанской армией и наемными террористами, которые были вооружены самым современным оружием, обладая колоссальными запасами боеприпасов и людской силы, тогда как вооружений, запасов оружия и уровня боеготовности нашей армии оказалось недостаточно: против неисчерпаемых запасов врага мы выставили лишь боевой дух.
б). Не было центростремительного командования, действия были не согласованы, почти везде цвела самодеятельность, любительский уровень, представление о войне по боевикам, хотя это были не просто бои, а невиданная война, которая сопровождалась серьезнейшими событиями, и при этом организация сопротивления была стихийной, без координации, под диктовку эмоций, начиная с мобилизации, кончая патриотичностью детей, продающих орехи и плетущих сети артистов.
в). Внутриполитическая вражда полностью спроецировалась на армию: везде искали предателей и заговорщиков, продающих землю, кто-то пускал панику, кто-то распространял фейки, а параллельно — необоснованное тщеславие и недальновидность, когда каждый норовил подкопаться под другого.
Да, если бы
а). Армия была готова к войне не на уровне бахвальства, оснащенная не фальшью и самообманом, не двумя годами почасовой оплаты, именуемой службой, а подобающими материально-техническими и финансовыми ассигнованиями, достаточными боеприпасами, укомплектована специалистами, умеющими обращаться с современным вооружением, боеспособными, натренированными, физически выносливыми, хорошо накормленными солдатами, не фальшивыми рембо, пустыми коммандос, шварценеггерами, а получившими военное образование, обладающими богатыми навыками генералами и командирами…
б). У нас было гибкое системное управление и дисциплина в деле мобилизации и организации передвижения войск, бесперебойной связи с тылом и прочее, то есть то, что установлено соответствующим уставом.
в). Действовал военный трибунал, который выносил вердикты не о расстреле направо и налево, а с целью пресечь внутренние беспорядки, изолировать и отстранить подонков, действующих на пользу врага.
г). Нашей жизненной философией было не «живи там, где сытно», не поиски личного благосостояния, а создание мощного государства как приоритет.
Что делать после такого поражения
Мы и сейчас боремся с этим поражением, никак не желая понять, что это самая бессмысленная в мире борьба с заранее предначертанным поражением.
Между тем, несмотря на горечь, нам надо с этим смириться и принять как факт.
Нужно найти выход из трагической, жестокой, кажущейся бесперспективной ситуации.
Было бы наивно ждать спасителей или чуда. По той простой причине, что их нет. Сейчас главная задача — не растрачивать оставшиеся ресурсы и сохранить их.
Выходом из этого кризиса являются досрочные выборы. Все должны осознать их необходимость и неизбежность, отказавшись от авантюризма, конспирологии, соблазна избрания оппортунистических решений.
Надеюсь, в ходе новых выборов сформируется, наконец, власть, которая со всей ответственностью возьмется за превращение Армении в цивилизованное и сильное государство, принимая это как безальтернативную цель. Для этой власти императивом должны стать образование, наука и культура. Именно в этих сферах государственная политика должна измениться фундаментальным образом. Нам надо раз и навсегда отказаться, с одной стороны, от кормления грядущих поколений прошлым, взращивая в них тщеславие, а с другой — от разного рода видений, иллюзий, галлюцинаций. Приняв к сведению нашу историю, редкие славные победы и постоянные поражения, мы должны научиться жить настоящим и планировать будущее. Императивом должна стать достойная и творческая жизнь, стремление к целям и мечтаниям, что должно сопровождаться праведным трудом. Армения должна стремиться к цивилизованному миру, став мощной и самодостаточной страной, способной одолеть любой вызов.
