21 марта 2021 года начался 1400-й год по иранскому солнечному календарю. Наделенная собственными цивилизационными особенностями страна, у которой даже свой календарь, вступила в новое иранское столетие – со старыми и новыми вызовами и шансами. Чтобы понять в этих условиях логику внутренней и внешней политики Исламской республики Иран, следует обратить внимание на продолжающийся уже сорок лет процесс, который принято называть санкционной политикой против официального Тегерана, что, по сути, определяет и будет впредь определять множество развитий в этой стране и вокруг нее.
Применяемые особенно Соединенными Штатами санкционные действия, которые в последнее время стали называться политикой «максимального сдерживания» в отношении Ирана, вынуждают это государство следовать по генеральному пути, который нацелен на сохранение во внутреннем пространстве краеугольных камней модели шиитской республики (по-персидски — велайет-е фагих), периодически при этом проявляя необходимую гибкость для удержания баланса между представленными в политической системе реформистскими и консервативными силами, а во внешнеполитической сфере, с опорой на два ключевых постулата идеологии шиитской республики – экспорт исламской революции из Ирана и распространение иранского культурного влияния – стремление почти на всей территории Ближнего Востока не только к обслуживанию иранских интересов, но и достижению политической и культурной гегемонии.
«Не Восток, не Запад, а Исламская республика»
Иранская система шиитской республики, характеризуемая данным кратким выражением, несмотря на колоссальное давление США и их союзников в прошлом столетии солнечного календаря, которое в ряде случаев неприкрыто было направлено на свержение исламского режима внутри страны, указывает на удивительную для некоторых жизнеспособность системы, которая хотя и подвергается время от времени потрясениям под внутренним и внешним давлением, но продолжает оставаться непоколебимой и служит примером для многих шиитских группировок на Ближнем Востоке.
Важнейшие внутренние вызовы, угрожающие исламскому строю и шиитскому правлению, следует, пожалуй, классифицировать следующим образом, имея в виду, что в определенных случаях они формируются, а иногда проявляются не только в результате внутренних метаморфоз, но и внешнеполитического влияния:
- экономические колебания и потрясения в результате западных санкций, которые порой приводят к внутрииранским социальным акциям протеста,
- порой довольно мощная конкуренция во внутриполитической системе между реформаторами и консерваторами, которая особенно в поствыборные периоды чревата политическими акциями протеста,
- полиэтническая структура страны, которая позволяет внешним акторам предпринимать пропагандистские и другого рода действия, нацеленные на инспирирование акций протеста и беспорядков на этнической почве
- особенности управляемой демократии, обусловленные спецификой модели шиитского государства – определенный уровень цензуры, соблюдение норм шариата и другое – приводят к тому, что в современном «мире соцсетей» в высокосветских иранских кругах формируются определенные оговорки, которые также при удобном случае, опять же при внешнем вмешательстве, используются для инспирировании протестных настроений.
В этом контексте упомянутые «старые» вызовы в новом иранском столетии продолжают влиять на жизнь в Исламской республике, и иранское государство пытается найти для них решение методами порой гибкой, а иногда жесткой реакции, надежно сохраняя при этом идеологические оплоты – шиитский ислам и паниранскую культуру, вокруг которых сформировалась государственность постисламского Ирана вообще.
«Весь мир – тело, а Иран – сердце»
Данная поэтичная формула средневекового иранского поэта Низами Гянджеви, пожалуй, лучшим образом отражает настроения и политического истеблишмента, и широких общественных кругов Ирана по распространению на Ближнем Востоке иранского политического, идеологического и культурного влияния и намерения достичь в итоге гегемонии.
В этом направлении Исламская республика предпринимает значимые шаги, которые нацелены на обеспечение эффекта данной политики в большом регионе от Средиземноморского побережья до гор Гиндукуша и от Персидского залива до Кавказа, который в выдвинутом неофициальными теоретиками Ирана видении будет рассматриваться в предстоящем столетии как «Ираншахр», по сути, восстановив в политическом, идеологическом и культурном аспектах иранское влияние, которое было присуще Сасанидскому государству, носившему в доисламском средневековье официальное название Ираншахр.
Это вовсе не значит, что внешняя политика Ирана нацелена на воссоздание Сасанидской империи в ее административно-территориальных границах, но она имеет четкое целеполагание по распространению и политического влияния Ирана на весь упомянутый регион, с использованием как шиитского ислама, так и богатого иранского культурного наследия.
Однако данная политика периодически сталкивается со следующими вызовами, исходящими от региональных и внерегиональных акторов:
- ближневосточное присутствие США, которое нацелено не только на обеспечение их жизненных интересов в стратегически крайне важном и богатом углеводородными ресурсами регионе, но и сдерживание сформулированной еще Джорджем Бушем-младшим «оси зла», частью которой рассматривается и Иран, его возможностей и амбиций, несмотря на то, что они обусловлены и закреплены историческими и культурными естественными притязаниями Ирана;
- Враждебная политика Государства Израиль в отношении Ирана, которая нацелена на недопущение ни в коем случае укрепления иранского государства и распространения его влияния на зоны жизненных интересов Израиля, призванных обеспечить стратегическую глубину безопасности Тель-Авива;
- пансуннитские, неоосманские и пантюркистские притязания эрдогановской Турции, которые вступают в противоречие с иранскими интересами, учитывая, что Иран – шиитское государство и все еще хранит историческую память об ирано-османских войнах, а проживающие на севере Ирана тюркоязычные атропатенцы рассматриваются Анкарой как потенциальная цель в контексте пантюркистских иллюзий;
- политика государств, претендующих на ближневосточную гегемонию, таких, как, например, Саудовская Аравия, интересы которой антагонистичны иранским не только в идеологическом смысле, учитывая, что Эр-Рияд является центром суннитского ислама ваххабитского толка, но и в политическом, поскольку зона иранского влияния включает в себя и такие арабские государства с шиитским населением, как Ирак, Сирия, Йемен и Бахрейн;
- Политика стремящегося сократить влияние Ирана на Южном Кавказе и страдающего фобиями, связанными с экспортом Исламской революции, государства с преимущественно шиитским населением – Азербайджана, антииранские действия которого зачастую синхронизируются с пантюркисткими шагами Турции и действиями Израиля против Ирана.
Наряду с упомянутыми вызовами, политика Тегерана в прошедшем иранском столетии зафиксировала по всем направлениям если не максимальный эффект, то как минимум привела к появлению зародышей, как в случае с Азербайджаном, для последующего наращивания влияния.
«Если Иран не идет к Китайской стене, Китайская стена идет к Ирану»
Упомянутые амбиции Ирана на внешнеполитической арене, особенно, на фоне давления американских санкций, толкают Исламскую республику к поиску союзников уже в многополярном мире, в ряду которых, естественно, первое место занимают такие мировые державы антиамериканской направленности, как Китай и Россия. Именно этим обусловлена «сделка века» с Пекином в новом иранском столетии, посредством которой иранцы приняли четвертьвековой план многоотраслевого политического, экономического, культурного и, что не менее важно, военного сотрудничества с Китаем, и в случае имплементации которого мир столкнется с заново сформированным Ближним Востоком и претендующей на главную роль иранской региональной державой.
Желания и консервативной, и реформистской ветвей иранской политической элиты укладываются в ту же логику, а в определенных случаях – и в конкретные действия, к примеру, намерение не только установить тесные связи с сформированным Россией Евразийским экономическим союзом, но и стать его полноправным членом.
Каким будет Иран в новом столетии, естественно, зависит от способности иранского государства использовать новые возможности и управлять рисками. Одно очевидно – в обоих направлениях Исламская республика стремится делать максимум возможного, а порой и невозможное.