Рубен МЕГРАБЯН
Редактор Русской версии Aravot.am
Ереван
Страны Южного Кавказа занимают центральное место на «южном фланге» самого большого «авторитарного массива» — Евразии. Исторически подверженный внешним воздействиям регион не может не «мимикрировать» под доминирующий общественно-политический тренд. Тем не менее, настроения в армянском, грузинском и азербайджанском обществах, проявившиеся в электоральных процессах прошедшего года, имеют и внутренние, разнохарактерные для каждого причины.Армения проголосовала за предложенный властью проект новой Конституции, Азербайджан – тоже, Грузия переизбрала власть, и без каких-либо последовавших за этим «поствыборных» развитий. Все довольны? Вряд ли. Вопросов больше нет? Есть. Что же происходит?
Получившие четверть века назад независимость страны пока считаются и воспринимаются как «постсоветские», и надежды на либеральную демократию, утверждаемую посредством выборов, проходящих под зловещей тенью авторитарных режимов в России и Турции (которая воспринимается как пример для подражания в Азербайджане), пока у политически активной части общества вызывают разве что снисходительную улыбку.
Внешнеполитические разнонаправленные вектора трех стран, казалось бы, с первых лет независимости обещали решение проблемы обеспечения безопасности и поступательного развития. Но жизнь оказалась сложнее.
Армения с первых же лет независимости считала, что для этого важнее всего иметь прочные связи с постимперской, посткоммунистической, демократической Россией. Но 25 лет спустя оказалось, что мало что изменилось: неоимперская, поклоняющаяся Сталину и антидемократическая, агрессивная Россия отвергает даже идею Армянской государственности («куда вы без нас денетесь»…).
Азербайджан в силу этнического родства и исторической близости с Турцией с началом независимости считал, что вопросы будут решены путем сближения с Турцией – членом НАТО, страной, которая сама интегрируется с Европой, и посредством реализации нефтегазовых проектов достигнет решения поставленных задач. Но 25 лет спустя оказалось, что это совсем другая Турция – авторитарная, с «культом личности», но не Ататюрка, а антиевропейца и антилиберала Эрдогана, да и нефть с газом со временем теряют то значение, которое имели в начале 90-ых. А с падением цен на нефть и «открытием» Ирана после отмены санкций сложилась совсем другая реальность.
Потеряв контроль над двумя автономиями с началом постсоветской эпохи, Грузия в 2000-х выстроила новое государство на основе форсированной реализации либерально-демократических идей с прицелом на то, что транзит неподконтрольных России энерго-транспортных коммуникаций заложит основу для решения поставленных задач. Но оказалось, что Запад «далеко», что после российской агрессии 2008 г. Запад не только не намерен ссориться с Россией, но и готов нажимать на кнопку «перезагрузки» в отношениях с ней, считая эту войну временным недоразумением, а не сигналом к тому, что зарождается новый монстр.
Крушение надежд в регионе, наложенное на дефицит опыта государственной жизни, не могло не породить фрустрацию, политическую усталость, тягу к «стабильности», бегство от ответственности, «бегство от свободы» (по Э.Фромму).
Человеку свойственно искать выходы, мнимые или реальные. В 20-е и 30-е годы прошлого столетия таким выходом представлялись тоталитарные или авторитарные модели, выстроенные под «вождя», будь то русский большевизм, немецкий нацизм, итальянский фашизм или другие «национал-социалистические» или корпоративистские диктатуры у их сателлитов или соседей, когда практически всю Европу, за исключением Британии, захлестнула волна антилиберализма и привела к новой, еще более кровавой мировой войне после 20-летнего перерыва.
Сейчас же, в период пика «развитого» постмодернизма и информационной революции, «вождей» и авторитетов не осталось. Но остались модели, которые стали называть «безавторитетным» авторитаризмом. Не осталось и моральных авторитетов, нет писателей и философов прошлого, нет общественных лидеров, религиозных лидеров, противостоящих «вождям». Ни тех, ни этих. Но осталось чувство разочарования, чувство тревоги за будущее, что не может не оставлять свой след на политическую панораму.
В то же время, эти «безавторитетные» автократии в силу своей непродуктивности не способны даже на то, чтобы придать хотя бы видимость альтернативы либеральной демократии, не в пример 30-м годам. Триумфализм в риторике режимов Путина и Эрдогана на фоне множества проблем Запада не может скрыть их изначальной ущербности в плане решения задач развития.
Деградировавшая до «экономики одной трубы» российская система остается висеть на нефтяном «волоске», который может в любой момент оборваться, что ввергнет страну в потрясения исторического масштаба. А сейчас экономика России продолжает сокращаться на фоне нарастающих репрессий. Достигшая исторически беспрецедентного уровня жизни Турция, в свою очередь, успела «подзабыть», что это произошло благодаря вестернизации и открытой экономике. А в настоящее время из Турции «бегут» деньги.
Стало быть, их влияние есть, но они тоже – не «авторитет», во всяком случае для Южного Кавказа, несмотря на картинки, где тысячи русских и турок ходят в майках и шарфах с портретами Путина и Эрдогана.
И пока вокруг региона доминирует этот тренд, в нем выбирать «стабильность», наверно, просто инстинктивно представляется обывателю безопасным, путем наименьшего сопротивления, когда нужно «договариваться на местах». Это, в своем роде, обеспечивает «легитимацию» и безответственного популизма оппозиционеров, и допустимости купли-продажи голосов, обосновывает подход «от нас ведь ничего не зависит», «оправдывает» ограниченное насилие, ограниченную свободу слова, ограниченную ответственность за высказанное слово, ограниченный политический интеллект, закладывая основы своего рода общества (в прямом смысле) с ограниченной ответственностью за происходящее.
При всех различиях условий в странах Южного Кавказа, признанных, непризнанных субъектах, их объединяет горечь крушения надежд и тревога за неопределенность будущего. Считающие себя бросающими вызов сложившимся «устоям» также являются носителями этой неопределенности, которая отражается в их повседневной политической деятельности в виде ее замены популизмом, в политическом процессе – в виде замены «парламентским цирком», а узкогрупповые цели оправдывают средства даже на индивидуальном уровне.
В то же время, при всей неопределенности, есть понимание того, что такое относительное затишье и общественно-политический «отлив» после бурного периода может оказаться лишь затишьем перед следующей бурей.
Закат «безавторитетного авторитаризма» исторически неизбежен и предопределен не только в силу своей интеллектуальной убогости и административной импотенции. У него просто уже давно «не сходится» бухгалтерия, ее псевдоидеология не становится привлекательной даже при помощи агрессивной пропаганды. А «обязательная» для него конфронтация с Западом — замаскированная под традиционализм или лобовая — выжимает его соки и выбрасывает на мировую обочину. И если его «расцвет» стал возможен на фоне овладевшего Западом представления «Конца Истории» после Холодной войны, беспечного «ухода в себя», то после того, что произошло в Украине и Сирии, никто не сомневается, что История возвращается. А ее возвращение ничего хорошего не обещает этому «безавторитетно-авторитарному» массиву Евразии. Этот «прилив» просто смоет все, что по неосторожности или глупости оставили на его пути.
Насколько сегодняшние и завтрашние политики стран региона будут способны обеспечить ненасильственные пути выхода, чтобы цена оказалась минимальной – покажет время. Но об этом нужно думать уже сейчас. При всем доминировании постмодернизма политическую ответственность никто ведь не отменял.
… Автора не помню, но кто-то сказал, что будь Господь пессимистом, он не принялся бы за Сотворение Мира.
