Шушан ХАТЛАМАДЖЯН
Институт гражданского общества
и регионального развития
Ереван
Захват группой «Сасна црер» территории полка ППС в Ереване возбуждает много вопросов, на некоторые пока нет ответа. Случай является своеобразной лакмусовой бумажкой, способной дать нам развернутую картину состояния общества. Люди в основном, обсуждают ситуацию с диаметрально-противоположных, зачастую эмоционально обусловленных позиций, но пора уже перейти к выявлению сути и закономерностей. Моя задача – не сопереживать и не обвинять, а проанализировать происшедшее, с точки зрения общественных тенденций и дискурсов, и также подытожить — каков же «сухой остаток», видимый результат этой акции, в политическом и общественном аспектах.Во-первых, почему именно 17 июля, т.е. на следующий день после попытки военного переворота в Турции? На первый взгляд, вопрос маловажный, однако его нельзя обойти стороной. Если день захвата полка ППС был назначен заранее, то в связи с турецкими событиями, к которым было приковано внимание армянского общества и медиа, было бы логичным его отменить. Если захват был назначен именно по «горячим следам» турецких событий, то такая логика вообще не укладывается в голове – с какой целью? Какие стратегические или тактические смыслы имело начало акции сразу после турецкого путча? Если участники акции не соотносили свои действия с немаловажными для страны событиями в регионе, это довольно напрягает. Зарубежные СМИ как раз соотнесли, и задались вопросом, как понимать такое совпадение? В результате такой логичной постановки вопроса захват ППС трактовался мировыми медиа в ненужном Армении плане — многозначном контексте, что увеличивало значимость захвата.
В самом конце событий лидером группы Варужаном Аветисяном, весьма неожиданно, был озвучен дополнительный политический манифест о том, что их борьба носит «антиколониальный» характер, в результате чего акция приобрела иной смысл и как бы стала судорожно искать союзников на международной арене. Фактически, такой манифест был написан кем-то второпях, кто явно несильно задумывался о последствиях.
Также, члены вооруженной группы делали заявления о том, что общество их должно воспринимать как инструмент, как своеобразный ключ к свободе. То есть, группа заявляла, что она не есть политическая сила с определенной программой, а лишь ее боевой отряд. Снова заработали ассоциации и вспомнилось – уже был кто-то, кто вот так же «безвозмездно» предлагал себя нации в качестве инструмента, механизма для перемен. Не Левон Тер-Петросян ли это был? Да, именно он, во время его очередного политического оживления. Почему же в армянском обществе много «инструментов» и так мало реальных кризисных менеджеров? Очевидно, что имеем кризис ответственности — политические силы предпочитают делегировать ответственность за слом системы обществу, минимизируя свою ответственность до уровня ключа, домкрата, так как ими руководят «благие цели», но — откуда обществу знать, кто стоит за такой акцией? Ведь ставка делается на эмоции, на пассионарность. События показали, что в обществе существует несколько устойчивых и порой диаметрально противоположных мнений относительно возможности влияния людей на политику.
Также очень различны мнения о том, что, в идеале, должно представлять из себя армянское общество – большую дружную патриархальную семью или современное общество со всеми его социальными элементрами и механизмами, живущее по западному образцу. Причем, мало кто осознает, что сочетание таких ментальностей в социуме является проблемой и создает тормоз для общественного развития.
С этой проблемой имеет связь и другой вопрос – насколько в Армении уважают иное мнение? В тоталитарных или авторитарных обществах сильны требования единомыслия, а в обществах западного типа существует уважение к индивидуализму и инаковости. Многие события выявляют, что в Армении, по сути, не приветствуется индивидуализм, независимость мнения и образа жизни, хотя декларируется наличие толерантности. Но толерантность общества выражается не в голословных декларациях, а в безопасной возможности для каждого быть в нем «другим», не похожим на остальных. Если на бытовом уровне это выражается в праве человека выделяться внешне и в бытовых, социальных привычках и связях, то в общественно-политической жизни это выражается в возможности безопасного инакомыслия. И в мирное-то время армяне не очень склонны благожелательно или хотя бы безразлично относиться к инаковости друг друга, но когда противоречия в обществе обостряются, и происходят события, подобные июльским, требовательность общественности к единомыслию становится прямо-таки опасной для носителя непопулярных мнений о происходящем.
Возникают невольные ассоциации с украинскими недавними событиями. Иллюстрацией к сказанному может служить резкое осуждение на июльских митингах любых примирительных высказываний и попыток мирно и компромиссно разрешить ситуацию, переведя ее из взрывоопасного состояния в мирное. Критика акции осмотрительными лицами, далекими от революционных идей, страстно осуждалась активистами и многими медиа. Эти факты нас отсылают к митингам на заре карабахского движения, когда общество с гневом отвергало все осторожные, взвешенные оценки и мнения авторитетных ранее личностей, которые имели целью предостеречь от непрогнозируемого развития событий. Тогда они были заклеймены активистами как «продажные» и «непатриоты», то есть навешивание ярлыков было так же популярно, как и сейчас. Непримиримость, доходящая до ненависти к иному мнению, выплескивается и на комментах в соцсетях и в интернет-изданиях.
Надо задуматься о том, что культура компромисса вообще имеет мало шансов для развития в стране, так как, согласно нашим традиционно-архаичным представлениям, компромисс означает поражение и, следовательно, позорен, а предлагающие его фактически подталкивают к позору. Такое восприятие компромисса не дает шанса современной гражданской политической культуре и «западному» социальному устройству, основанному в основном на компромиссе и способности спокойно выслушивать и обсуждать самые различные мнения по актуальным вопросам. Представляется опасным, что поддерживающие парней демонстранты и активисты, в своем большинстве, не сомневались, что «цель оправдывает средства». Они как-то вскользь и без особых эмоций, либо какой-то озабоченности говорят о смерти двух полицейских. О чем это говорит? Возникают опасения, что новая власть также не будет озабочена законностью и правами своих граждан. Историю пишут победители, нужные акценты будут потом расставлены новой властью и СМИ. Но будет ли это прогрессом для общества?
Солидарные с авторами акции и требующие смены власти общественные и политические силы упрекали своих сограждан за низкую явку и малочисленное участие в событиях. Еще будет сделан количественный и качественный анализ, но сейчас нам доступны лишь эмпирические оценки. Упрек людям вряд ли был обоснован, так как наш народ на своем горьком опыте знает, что после резких сломов режимов нельзя ожидать ни безопасности, ни мира, ни благоденствия, ни воцарения закона, ни справедливости. Кстати, ориентировочно, добрая треть участников перманентного митинга в Сари Тах были жителями окрестных домов, зеваки и просто любопытные со всех концов города, активистов же и политических фигур было не более 70% от собравшихся. Средний класс событиями был весьма обеспокоен и никак не вносил свой вклад в их развитие и деструкцию, фактически голосуя, как и везде в мире, за стабильность. Деятели системной оппозиции среагировали на события достаточно поздно, так как, вероятно, мучительно соображали, их ли это «свадьба» и стоит ли добавлять рейтинга игнорируемому ими Сефиляну и его парням.
Как реагировала власть и о чем говорит ее реакция на события? Заявления, как помним, делались в основном, на уровне Службы нацбезопасности и Полиции. Высшая власть предпочла, в начале, молчать. Но если сперва молчание властей было чем-то оправдано (скажем, нежеланием усиливать значимость происходящего и его разрушительный и консолидирующий эффект), то потом оно стало раздражать народ, и воспринималось как слабость, трусость, фрустрированность и даже отсутствие суверенной политической воли. Действия полиции можно охарактеризовать как непрофессиональные, нервные, без определенного плана и четкого подхода, чисто реактивные и потому полные ошибок, с неадекватным применением силы при разгоне собраний – т.е. как карательные. Митингующие задерживались полицией массово и выпускались через несколько часов, без предъявления обвинений, в основном. О «мягкой силе» вообще полиция и служба безопасности, похоже, не имеют представления. Хотя власть знает о недовольстве людей и их достаточно высокой степени гражданской организованности, она не утруждает себя выработкой плана действия на разные случаи. Это заставляет думать о том, что власти недооценивают кризис и неверно оценивают ситуации.
Речь Президента Сержа Саргсяна 1 августа на встрече с представителями различных партий, общественных организаций, силовых структур и духовенства подтвердила такое мнение. Речь хоть и содержала в себе признание существующих серьезных проблем, призывы к компромиссу и некоторые позитивные мессиджи обществу (как то, намерение сформировать правительство национального доверия), не содержала в себе осознания сути проблемы. К тому же, она была завершена странным и неприемлемым «отеческим» обращением к журналистам с просьбой «забыть о происшедшем». Тем самым власть вновь намекала, что закон в стране действует выборочно, и что страна должна жить не по законам правового общества, а по законам большой патриархальной семьи (тем самым подтверждая доминирование в стране и властных структурах системы патриархальных отношений). К тому же, фактически, таким обращением власть признавала, что жестокое и бессмысленное побоище журналистов устроено ею, иначе зачем призывать забыть о нем?
Таким образом, вместо акта общественного примирения, речь стала провалом власти и зажгла новый бикфордов шнур на общественном поле.
Каков итог всей акции «Сасна црер» и сопровождающих ее общественного подъема, волнений и их подавления полицией? Ясно, в стране есть сильное недовольство, кризис власти, а также политические и общественные силы, которые продолжат агитацию за насильственное свержение власти. Стоит задуматься о том, как отзовутся июльские и дальнейшие события и на демографии, будут ли опять уезжать люди? Скорее, да, причем как люди, предпочитающие стабильность, так и молодые, которые не могут ждать, пока, наконец, в стране наступит благоденствие.
Консолидации общества акция не достигла, но многие граждане, даже не поддержавшие акцию лично, фактически ее оправдывают и воспринимают без осуждения, идентифицируя себя с мятежной группой и ее идеалами. Об этом свидетельствует дискурс в социальных сетях (но стоит помнить о том, что там высказываются в основном молодые, политически активные люди, профессионалы из нижнего сектора среднего класса). Будут ли обществом востребованы герои «без страха и упрека» и далее? Будет ли общество требовать от властей последовательности перемен или отставки, до победного конца, а от оппозиционеров ответственности? Готово ли оно к очередному перевороту, чреватому непредсказуемыми потрясениями и сменой внешнеполитических ориентиров?
Без ответа на эти вопросы будущее страны под вопросом.
