Урбан ЯКША (Urban JAKSA)
Аспирант Йоркского Университета
Великобритания
Демократизацию, взятую на вооружение де-факто государствами, в целом можно подразделить по своему замыслу следующим образом: обеспечение социальной стабильности и благоденствия, достижение внутренней легитимности для политических элит и служение в качестве внешнеполитического инструмента для повышения внешней легитимности и побуждения международного сообщества к признанию. Задачей данной краткой статьи является не обсуждение того, какую из перечисленных целей де-факто государства считают наиболее важной, и какую из них они преследуют с наибольшим рвением.Автор скорее попытается понять, может ли (и каким образом) демократизация в де-факто государствах выйти за рамки внутриполитического процесса и проецироваться вовне в их стремлении к признанию, в привлечении содействия для развития и инвестиций. В частности, статья будет сфокусирована на трех кавказских де-факто государствах: Нагорном Карабахе, Абхазии и Южной Осетии.
Хотя в международном праве не существует связи между демократией и признанием государства, как представляется, де-факто государства верят, что если они будут соответствовать ожиданиям международного сообщества относительно демократии и защиты прав человека, их шанс на вознаграждение в форме признания станет более весомым. Посредством государственного строительства де-факто государства пытаются продемонстрировать свою жизнеспособность и функциональность, а посредством демократизации — свою ответственность и уважение прав человека. Проводя параллели между собой и другими удачными случаями (частичного) признания, они надеются, что если будут действовать так же, то в конце концов достигнут признания. Де-факто государства подражают поведению государств признанных: принимают конституции, законы, проводят выборы, участвуют в международных культурных мероприятиях, и так далее, и тому подобное.
С энтузиазмом взяв на вооружение случай Косово и упорно настаивая на том, что те же принципы должны быть применимы и к ним, де-факто государства действуют в “гипер-легалистическом” ключе, и иногда их можно обвинить в том, что они ведут себя как в “плохой вере” (в восприятии Сартра). Иными словами, когда они подражают признанным демократиям, занимаясь самообманом, переигрывая свою роль, то, как следствие, они обнаруживают недостаток демократии. Сартр иллюстрирует концепцию “недобросовестности” на примере официанта, который изо всех сил пытается подражать поведению других официантов. Его поведение, вместо того, чтобы казаться естественным, на деле выглядит гиперболизированным, а это и является прямым свидетельством игры. Другим примером, более близким к теме, мог бы стать диктатор, пытающийся изобразить себя легитимным лидером посредством фальсификации выборов для достижения большинства более чем в 90 процентов. Как раз неправдоподобно высокая популярность и подрывает нашу веру в то, что сие — не только его популярность, но и демократический характер режима.
В убеждении международного сообщества де-факто государствами применяются различные механизмы. В то время как более демократичные просто сообщают международному сообществу об успехах в демократизации, менее демократичные вынуждены прибегать к более сложным схемам и мимикрии. Они пытаются подражать поведению признанных государств, часто копируя шаблоны не только в политической сфере, но и вовлеченность в экономической и культурной сферах. Де-факто государства также используют демократизацию как часть своей публичной дипломатии для получения помощи на развитие и для привлечения инвестиций. Их “культурная дипломатия” включает в себя все: от турне танцевальных групп до недавнего участия в турнире за Мировой кубок непризнанных государств, который прошел в июне 2014 года в Швеции под эгидой Конфедерации независимых футбольных ассоциаций (CONIFA), “непризнанной” альтернативы ФИФА. Среди прочих команд в турнире приняли участие Абхазия, южная Осетия и Нагорный Карабах.
Все три кавказских де-факто государства формально отделились посредством организации референдумов независимости, до сих считающихся выжнейшими символичными событиями в дискурсе их правительств. Каждые выборы, проводимые в де-факто государстве, представляют собой репризу референдума независимости: успешно проведенные выборы демонстрируют функциональность государства и легитимизируют право народа на отделение. Это политический ритуал и возможность для де-факто государств продемонстрировать разницу в демократических стандартах (как, к примеру, их определяет организация Freedom House) между государством, от которого они отделились, и ими самими, особенно если эта разница в их пользу, как, например, в случае с Нагорным Карабахом.
Де-факто государства помогают друг другу различными путями, в том числе взаимным признанием, принятием поддерживающих заявлений и направлением наблюдателей на выборы, как это происходит в случае с Абхазией, южной Осетией и Приднестровьем. Нагорный Карабах, однако, подобного не делает, в определенной степени дистанцируясь от других де-факто государств на постсоветском пространстве. Одной из причин, возможно, является то, что государством-патроном для первых трех является Россия, а для Нагорного Карабаха – Армения, и он не желает, чтобы его, наподобие Абхазии, южной Осетии и Приднестровья, рассматривали как сателлита России, как это считается со стороны многих.
Для того, чтобы добиться признания, де-факто государствам следует моделировать свою государственность как в словах, так и в делах. Перформативный (перформатив – высказывание, равносильное поступку – перев.) элемент демократизации дополняется дискурсивным элементом по мере того, как де-факто государства очень осторожны в применении языка, демонстрирующего свою де-факто независимость и усиливающего заявку на признание де-юре. К примеру, в то время как представители Грузии говорят о “внутренне перемещенных лицах”, представители южной Осетии и Абхазии последовательно называют их “беженцами”, подразумевая, что те пересекли международную границу, а это, в свою очередь, подчеркивает независимость этих де-факто государств. Данный “дискурс независимости” также репродуцируется посредством наименований местностей и исторических экскурсов в школьных учебниках, а из обыденной письменной и устной речи перетекает даже в картографические презентации, подтверждающие независимость и требующие ее признания.
Де-факто государства стремятся выделить перфомативный (атрибутивный) аспект демократического общества (институты, процедуры, выборы, партийный плюрализм), но при этом в меньшей степени мотивированы в развитии таких маловидимых аспектов демократии, как защита гражданских прав, поощрение развития гражданского общества, децентрализация, участие в процессе принятия решений. Граждане часто используются в качестве инструментов для внешней легитимизации, вместо того, чтобы самим являться источником внутренней легитимности. Торможение демократических реформ объясняется или оправдывается озабоченностью вопросами безопасности.
Непризнание не только не должно восприниматься как препятствие для развития, но и как возможность для реформ. Три кавказских де-факто государства не смогли добиться международного признания за более чем двадцать лет с того момента, как они провозгласили свою независимость, и кажется, что они никак не приблизились к этой цели за прошедшее время. Однако им удалось поддерживать статус-кво, утвердиться в статусе де-факто независимых государств, придерживаясь стратегии международного вовлечения в краткосрочной перспективе. Процессы демократизации также достигли частично своих целей, чем и пользуется население де-факто государств. Даже если демократизация в таких государствах больше направлена на внешнюю аудиторию, чем на своих собственных граждан (хотя автор и не утверждает этого), и если в их усилиях “одно притворство”, тем не менее, внешние позитивные эффекты перевешивают негатив.
«Аналитикон»
Сентябрь 2014 г.
