Джульетта АРУСТАМЯН
Наверняка многие из вас, как и я, неоднократно были свидетелями сцены, когда ребенок пытается заступиться за несправедливо обиженного приятеля, а кто-то из взрослых убеждает его этого не делать. «Не вмешивайся», «не лезь не в свое дело», «это тебя не касается»… Возможно, вам приходилось быть в роли этого ребенка. А может быть, что гораздо хуже, вы и есть тот самый авторитетный взрослый, который советует ребенку с незапятнанной душой отступиться от одной из главных ценностей – справедливости и фактически предать ближнего, а на деле и самого себя.Невозможно оставаться равнодушным к такому явлению и не задаваться вопросом: почему такое происходит? Почему мы, жаждущие справедливости, с легкостью отказываемся от борьбы, не одобряя тех, кто имеет честь и смелость отстаивать свои и наши права? Позднее, открывая для себя непростую историю нашей страны, я стала понимать, как зародилось и укоренилось это нелицеприятное явление в нашем обществе. А изучая историю своей семьи, я осознала, откуда во мне такое обостренное, почти болезненное чувство справедливости…
Я росла в многодетной семье, в которой трое близких родственников были репрессированы. И помню, что имя Сталина долгие годы произносилось шепотом. Дома редко говорили на эту тему. Родители старались сделать наше детство счастливым и обеспеченным. При этом хлеб в нашей семье всегда зарабатывали честно.
Дедушку Арутюна забрали в годы раскулачивания, хотя семья папы жила в землянке и особого имущества не имела. Ведь бабушка Шушаник (Шаша) сбежала по большой любви с батраком из богатейшего дома в деревне. А значит, была бесприданницей. Начиналась их семейная жизнь с подаренного другом деда карпета, который и служил им любовным ложем. Рассказывали, что дед был отважным и часто брал на себя смелость заступаться за несправедливо обиженных и обделенных. Многие обращались к деду за помощью, а некоторые его побаивались. Последнее письмо от него пришло в 1942-ом году из-под Новороссийска. О дальнейшей судьбе и месте захоронения дедушки Арутюна ничего не известно.
Папа Григорий рос отчаянным сорванцом, но при этом отличался незаурядным артистизмом и был очень одаренным музыкантом. В 1946-ом он даже был удостоен чести побывать в Москве на всесоюзном смотре самодеятельности. Как-то, после выступления, за кулисами, он случайно услышал разговор руководителей сельсовета. Они говорили, что сын Арутюна подрос и с ним срочно надо расправиться, иначе этот отчаянный парень «оторвет им головы», мстя за отца.
По зову родины Гриша был мобилизован и работал на нефтепромыслах в Баку. Позднее, хотя он только что вступил в брак, был отлучен от семьи и направлен на строительство Мингечаурской ГРЭС. Лишь через девять месяцев, в августе 1950-го года, пролежав месяц в больнице с малярией, он смог вернуться к семье в родное село. В сентябре, по пути с молочной фермы на срочно созванное собрание колхоза, его арестовали.
О «причине» ареста отец узнал через два часа после собрания от свояченицы Естер, арестованной по той же статье: «За невыполнение минимума трудодней». Красавица Естер никогда не работала в колхозе, так как у нее были слабые легкие и хронический ревматизм. Последние пять лет по состоянию здоровья она провела в постельном режиме. Но у нее были золотой характер и руки, за что ее взял в жены разведенный односельчанин. Свекровь имела неосторожность нахваливать новую невесту на каждом шагу, сравнивая ее с прошлой. Последняя была дочерью секретаря сельсовета. Вот Естер и сослали на четвертом месяце беременности. Разве посмел бы кто-либо из односельчан заступиться за несправедливо осужденных? Никто не рискнул…
Далее началась долгая борьба за жизнь, свободу и справедливость. Бесконечные письма и заявления, начинающиеся с одной и той же фразы: «Во имя справедливости Советского Закона»…
Папа перенес цингу и приобрел аллергическую бронхиальную астму, с которой мучился всю оставшуюся жизнь. А мамина сестра вскоре после родов заболела туберкулезом. Без надлежащего лечения, питания и ухода болезнь переросла в чахотку. Тяжелобольную Естер разлучили с сыночком. Он умер в доме малютки в пятимесячном возрасте.
Лишь в сентябре 1954-го года, через год после смерти Сталина, им все же удалось реабилитироваться. Григорий успел привезти тяжело больную свояченицу в родное село, где она вскоре умерла в кругу безутешных родных.
И таких исковерканных судеб миллионы! Ведь долгие годы преследовались все, кто был неугоден власть имущим или имел хоть капельку критического мышления и способности к инакомыслию. В то же время быть доносчиком стало нормой для значительной части населения страны. Чтобы выжить в такой системе, некоторым пришлось отречься от близких родственников. О каких ценностях могла идти речь?! Все было искажено и изуродовано тоталитарной системой. Это был террор по отношению к собственному народу, по сути – государственный терроризм! К сожалению, террор, обретя более мягкие формы, продолжался и после смерти Сталина: наиболее достойные люди всегда были «под прицелом спецслужб».
Писатель Игорь Гарин в статье «Противоестественный отбор» как нельзя лучше расставляет точки над «i»: » Истребление лучших людей страны палачами ЧК-НКВД-КГБ в СССР было поставлено на индустриальную основу: каратели перебили весь цвет интеллигенции, тщательно выискивали и уничтожали всех, мало-мальски выделявшихся умом и совестью людей из трудового народа, обезглавили сам советский аппарат. За злодейства получали награды, чины, премии, заваливая страну горами залитых кровью трупов …»
СССР распался почти три десятилетия назад, но все еще продолжает незримо жить в нас. И хотя наша страна носит другое название, некоторые негативные явления, унаследованные от Советского Союза, все еще не изжили себя. Если мы хотим жить лучше, достойнее, то необходимо открыть засекреченные архивы тех страшных лет. Ведь нелюди, от рук которых пострадало несметное количество ни в чем не повинных людей, не понесли заслуженного наказания. Мало того, наши улицы до сих пор носят их имена, а некоторым изуверам, особенно отличившимся своей кровожадностью, до сих пор возводят памятники. Это недопустимо! Этому нет прощения!
Умалчивать о действительных масштабах репрессий и далее нельзя. И не достаточно просто называть сухие цифры. Надо рассказать о каждом, поименно. И нужно это не только поколению, пережившему годы фрустрации, и родственникам репрессированных, но и тем, чьи отцы и деды вершили судьбы и выполняли бесчеловечные приказы, в обмен на привилегии и льготы.
Нам всем нужно покаяться. Это необходимо для того, чтобы такое больше никогда не повторилось…
