Сергей МАРКЕДОНОВ
Доцент кафедры зарубежного
регионоведения и внешней политики
Российского государственного
гуманитарного университета
Москва
Политический кризис на Украине превратил эту страну в зону повышенного интереса, не говоря уже о высоких рисках. Не только внутренних, но и геополитических. «Такие государства переживают период поиска стабильности как результата компромисса между этнической и гражданской концепциями государства и нации», — справедливо считает историк Алексей Миллер. «Украинская революция» до крайности актуализировала известный тезис Эрнеста Ренана о нации как «ежедневном плебисците».
Эта метафора уже успела приобрести не только абстрактное звучание, но и практическое воплощение. После референдума в Крыму и его вхождения в состав России постсоветское пространство в его беловежском издании перестало существовать. Из 14 статей Беловежского Соглашения (декабрь 1991 года) особую важность имела статья 5, в которой три подписанта (два из которых Украина и Россия) выразили готовность признавать и уважать «территориальную целостность друг друга и неприкосновенность существующих границ в рамках содружества». Конечно, этот принцип был нарушен Арменией и Азербайджаном в годы нагорно-карабахского конфликта и в августе 2008 года в результате «пятидневной войны» России и Грузии. Однако есть два нюанса. Две закавказские республики не «хоронили» СССР и не учреждали СНГ, а Грузия вступила в Содружество позже остальных 11 его членов и покинула его в течение 2008-2009 гг. При этом долгие годы российско-грузинские отношения (как минимум, с введения виз в 2000 году) рассматривались в качестве, скорее, исключения из правил. Другое дело Украина и РФ, два конструктора Беловежья и постсоветской реальности в целом. «Казус Крыма» стал прецедентом смены юрисдикции одной из территорий нового независимого государства, возникшего в процессе распада Советского Союза.
Но одним Крымом дело не ограничилось. Украинский кризис
(неконституционная смена власти и неготовность нового руководства страны к конструктивному разговору о статусе ее регионов, а также стремления Москвы к закреплению своего влияния в соседней стране) спровоцировали так называемую «русскую весну на Донбассе». И хотя на сегодняшний день не представляется возможным делать какие-то определенные выводы о ее последствиях (поскольку развитие данной ситуации активно продолжается), следует зафиксировать появление двух непризнанных образований (Донецкой и Луганской народной республик), ставших субъектами конфликта на юго-востоке Украины. Попытки реализации других сепаратистских проектов (Харьковская и Одесская народная республика) потерпели поражение. Однако идея Новороссии, как некоего альтернативного проекта регионов Восточной Украины, сопротивляющихся новым киевским властям, сделавшим ставку на европейскую и североатлантическую интеграцию, сохраняет актуальность. Он не сдан в архив, несмотря на то, что надежды на раскол единой страны и присоединение различных регионов востока Украины к Донбассу на данном этапе не оправдались.
Как бы то ни было, а кризис во второй по размеру территории европейской стране (603, 7 тыс. кв.км.) и пятом по численности государстве Европы (порядка 42 миллионов за вычетом населения Крыма) снова актуализировал проблему непризнанной государственности. Этот феномен не является порождением советского (или советско-югославского) распада, как об этом часто говорят. Образования, возникавшие в результате революций, различных практик национального самоопределения (которое постфактум называли освобождением) или внешнеполитических игр существовали задолго до 1991 года. В таком статусе побывали даже такие европейские страны, как Франция (после Великой Французской революции), Нидерланды, Бельгия, Ирландия. После двух революций 1917 года, установления советской власти и гражданской войны без признания существовали РСФСР и СССР. В октябре 1949 — октябре 1971 в ООН была не представлена Китайская Народная Республика (КНР). Интересы Китая представляла Китайская Республика (Тайвань). Только Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН №2758 «Восстановление законных прав Китайской Народной Республики в Организации Объединенных Наций» от 25 октября 1971 года изменила порядок вещей, существовавший в течение двух десятилетий[1]. С другой стороны, упомянутая выше Резолюция кардинальным образом изменила статус Китайской Республики (Тайваня). Из государства, обладавшего статусом страны-соучредителя и постоянного члена Совета безопасности ООН, Тайвань перешел в категорию образований, не признаваемых Организацией объединенных наций. Многократные попытки Китайской Республики вновь приобрести ооновский статус (и под этим названием, и под именем Тайваня) не увенчались успехом.
Но процесс распада СССР дал впечатляющий список образований, существующих в реальности, но лишенных признания со стороны стран, входящих в ООН (претендующий на роль некоего клуба современных государств). На сегодняшний момент сохранилась инфраструктура четырех образований де-факто (Приднестровская Молдавская Республика, Абхазия, Южная Осетия и Нагорно-Карабахская Республика). Они смогли пережить конфликты с теми государствами, к которым формально приписаны, сформировать свои органы власти, управления, силовые структуры, провести не одну избирательную кампанию. Но главное — получить легитимность от своих «непризнанных граждан». Далеко не все образования, заявившие о своем стремлении к отдельному политическому бытию, сохранились на настоящий момент.
В этом плане уникальным примером является Чечня, существовавшая в 1991-1994 и в 1996-1999 гг. в виде Чеченской республики Ичкерия, де-факто отдельной от РФ. На сегодняшний день Чечня под руководством Рамзана Кадырова позиционирует себя едва ли не как самый лояльный субъект России. При этом, как бы кто ни относился к личности главы Чечни, стоит признать, что он — не «кукла» Москвы. У него есть свой собственный ресурс популярности внутри республики и за ее пределами. Даже в среде русских этнических националистов, сетующих на отсутствие своего Рамзана среди единомышленников! Однако «ценой вопроса» замирения республики является делегирование значительной части суверенитета в руки первого лица Чечни. И Кадыров создал де-факто под российским трехцветным флагом свой собственный национально-государственный проект.
И развернувшийся во всю мощь украинский кризис показал, сколь уязвимым может быть любое постсоветское государство. Свидетельством чему стало самоопределение Крыма (перепрыгнувшего в течение недели состояние непризнанной республики и ставшего частью РФ) и появление двух самопровозглашенных республик в Донбассе.
Непризнанные образования, возникшие в результате распада СССР, оказались зарифмованы с этнополитическими противоборствами. В 1992 году в зонах грузино-осетинского и молдавско-приднестровского конфликтов было достигнуто прекращение огня. В 1994 году это удалось сделать в Абхазии и в Нагорном Карабахе, а в 1996 году в Чечне. Однако наступивший затем период статус-кво принес прекращение масштабных военных столкновений (хотя нарушения режима прекращения огня и отдельные эксцессы продолжались), но не политическое решение. Конфликты (равно как и статус непризнанных образований) были «заморожены». В каких-то случаях это определялось военно-политическим балансом сил (Нагорный Карабах), в других ситуациях силовые аспекты дополнялись социально-психологическими и правовыми резонами (Чечня с ее «отложенным статусом» на 5 лет). Однако «заморозка» не могла быть долговременной, поскольку в изменении сложившегося баланса сил были заинтересованы стороны, считавшие себя проигравшими. Стремление изменить сложившийся баланс происходило по мере того, как желающие реванша накапливали необходимые ресурсы. И «минское перемирие» в Донбассе (достигнутое 5 сентября 2014 года) в этом плане нас также не должно обманывать. Если Украина и откажется от претензий на восстановление своей территориальной целостности, то произойдет это не в силу какого-то имманентного миролюбия, а по прагматическим резонам (неготовность и нежелание интегрировать проблемную территорию).
Периодически попытки изменить «замороженное состояние» предпринимали Россия в 1999-2000 гг. в Чечне, Грузия в 1998 и в 2001 гг. в Абхазии, в 2004 году в Южной Осетии. Азербайджан в отличие от Москвы и Тбилиси сосредоточил свое внимание на изменении дипломатических форматов мирного урегулирования и добился в этом неплохих результатов, если считать таковым перевод карабахского урегулирования в формат переговоров Ереван-Баку без Степанакерта. В августе 2008 года с признанием независимости Абхазии и Южной Осетии Россией создан прецедент пересмотра межреспубликанских границ как межгосударственных. После этого на территории бывшего СССР появились «частично признанные государства», то есть образования, которые не являются членами ООН, но в то же самое время признаются как независимые государства некоторыми членами Организации объединенных наций.
Однако остаются еще два непризнанных государства — Нагорный Карабах и Приднестровье, ставшие следствием армяно-азербайджанского конфликта, а также противоборства Молдовы и Приднестровской Молдавской Республики. В ходе перерастания украинского кризиса в вооруженное противостояние на юго-востоке страны возникли две донбасские республики. Сами конфликты, упомянутые выше (включая и те случаи, где обеспечено частичное признание), не разрешены политически. Все это не может не создавать беспокойства со стороны мирового сообщества, так как недостаточная вовлеченность образований с непонятным статусом потенциально грозит превращением их в очаги нестабильности и потенциальных конфликтов.
В этой связи предрекать распад России (из-за Северного Кавказа), Украины (из-за Крыма или Донбасса) непродуктивно. Однако, признавая независимость двух непризнанных республик Кавказа, включая в свой состав Крым и поддерживая «морально и материально» (термин Евгения Примакова) донбасские проекты, Москва пошла на определенные риски. Сегодня этнический сепаратизм на Северном Кавказе переживает спад, гораздо более серьезной угрозой является исламский радикализм (который чрезвычайно разнороден по идейно-политическим, социальным и даже экономическим параметрам). Вместе с тем, непростая социально-экономическая ситуация и отсутствие адекватной стратегии управления северокавказским регионом потенциально создает определенные угрозы перед регионами российского Юга[2].
Таким образом, процесс этнического самоопределения, запушенный с распадом СССР, не закончился. Расставаясь с СССР, новые независимые государства Евразии явно не желали отказываться от такого наследия «империи Кремля», как проведенное ею территориальное межевание и доставшиеся в наследство от «проклятого прошлого» границы. Получался парадокс. Власти и влияния Москвы мы не хотим, но построенную Москвой жилплощадь займем с удовольствием. Но ведь при этом постсоветские государства пока не выработали качественных механизмов обеспечения национального мира и спокойствия в регионе. Неприятие федерализма, преференции для «титульной нации» за счет этнических меньшинств и отдельных регионов годами накапливали «горючий материал», который существовал бы с Россией или без нее. Сегодня Абхазия и Южная Осетия не готовы к признанию грузинского суверенитета, Карабах – суверенитета Азербайджана, Приднестровье – Молдовы, а Крым и ряд районов Донбасса — Украины. Сегодня мы видим и неоднозначное отношение к перспективам европейской интеграции без учета региональных различий в молдавском регионе Гагаузия.
Армяне или азербайджанцы в Грузии, узбеки в Киргизии или украинцы в Молдове с трудом воспринимают новую государственность как «свою». И для того, чтобы исправить ситуацию, нужно сделать шаги по принципиальному изменению национального строительства. Такие действия смогли бы предотвратить то, что происходило в Грузии на протяжении последних двадцати лет, в Киргизии в 2010 году, а сегодня происходит на Украине, чье влияние на европейскую безопасность неизмеримо больше. Не понимать этого, сводя все хитросплетения в данной стране (да и на всем постсоветском пространстве) к проискам Кремля, значит заведомо упрощать сложную многоцветную картину и блокировать выходы из кризисных ситуаций. До урегулирования этнополитических конфликтов на территории бывшего Советского Союза и признания новых границ легитимными его распад (как исторический процесс) невозможно считать окончательно завершенным. Между тем, без завершения этого процесса невозможно говорить о состоявшейся государственности постсоветских стран, их реальной независимости и их переходе к демократии.
[1] См. полный текст Резолюции: // http://www.un.org/russian/Docs/journal/asp/ws.asp?m=A/RES/2758(XXVI)
[2] Подробнее см.: Маркедонов С.М. «Пятидневная война»: предварительные итоги и следствия //Неприкосновенный запас. 2008.№5 (61). С. 116-122
