Самвел МАРТИРОСЯН
Медиаисследователь
Ереван
Досрочные выборы состоялись после войны, которая имела место после ковидного чрезвычайного положения, объявленного после революции. Плюс ко всему – разного рода громкие судебные процессы, угрозы непонятного веттинга и масса остального. И все это – при сверхнапряжении сил политических партий и привлечении проживающих в Армении и за ее пределами олигархов. Добавим к этому крайнюю поляризацию общества, вовлечение Сюника в политические процессы, приправленные соусом ядреного лексикона, хейтерства, брани и проклятий. При такой картине маслом очевидно, что медиапространство Армении в последнее время напоминает скорее поле битвы, минное поле, чем пространство для журналистских расследований и прочих «анахронизмов».
Нельзя, безусловно, рассматривать выборы как оторванное от общественно-политического пространства Армении отдельное явление. На предвыборную агитацию, конечно, было выделено слишком мало времени, и новые политические силы, партии, блоки почти не имели времени для презентации, не говоря уже о детальном представлении обществу своих идеологий. Но сама по себе кампания была иллюзией. Поскольку Армения пребывает в предвыборном состоянии с 2018 года. Революция и последовавший за ней период были для всех основных акторов сугубо предвыборной фазой. Чересчур долгой, невероятным образом растянутой, но именно таковой. Даже избранная легитимно власть все время пребывала в таком состоянии. Это было следствием, с одной стороны, безудержного популизма, который заразил не только власть, но почти все ветви оппозиции. С другой, это было следствием крайне агрессивной борьбы сторон между собой. И после войны это вылилось в кампанию угроз массового уничтожения противников.
Поскольку, к счастью, угрозы так и не вылились в физические столкновения, основным полем битвы стало и продолжает оставаться медиаполе. Медиаполе в его самом широком понимании – не только СМИ, но и соцсети, пользователи соцсетей, все возможные источники информации.
Данные растянутые предвыборные процессы оставили неизгладимый след на нашем информационном пространстве. Именно это воздействие будет формировать в ближайшие месяцы медиаполе. Какими могут быть специфические последствия?
А. Окончательно выкристаллизировался образ журналиста
Предполагалось, что классический журналист должен быть более-менее (в разных культурах по-разному) созерцательно относящимся к реальности и не выражающим открыто свое мнение сторонним наблюдателем. В Армении сейчас образ активного, профессионального журналиста предполагает пребывание в эпицентре всех событий, в качестве стороны конфликта, активиста, не только открыто выражающего свое гражданское и политическое мнение, но и подчеркивающего его в каждом предложении. Журналиста, который не критикует на каждом шагу пребывающих в противном стане, не пишет в день по сотне комментариев в соцсетях, в которых он осуждает «плохих», такого журналиста начинают подозревать в том, что он выполняет заказ и не делает то, что диктует ему совесть. Ничего страшного, что журналист часто ошибается и распространяет непроверенные сведения. Главное – четко и ясно представить свое мнение по каждому поводу.
Б. Что касается непроверенных и фейковых источников, то в этом плане мы можем по праву считаться страной победившего постмодернизма. Где не важно, правда это или нет. Важно, что это опубликовано. А значит, с этого момента как минимум вероятно. Даже не важно, кто это опубликовал, как и где. Спонтанно оказавшееся в интернете заявление, утверждение, даже просто мнение тут же получает право на существование. После этого любое цитирование, обсуждение только прибавляет утверждению реальности. Мы как общество близимся к порогу цифрового мира, где все строится на вероятности, где все может быть и не быть, где один и тот же человек может быть одновременно и здесь, и там. Благодаря медиа мы как общество не только оторвались от мира, став гетто для автономных событий. Мы уже проходим горизонт этих событий.
В. Мы пересекаем горизонт событий, по ту сторону которого кристаллизуется новая Армения, к которой мы стремились столько лет. Новая Армения, которая состоит как ягода ежевики из множества армений. Каждая из которых совершенно не похожа на другую и не связана с ней. Отдельные сегменты общества скрываются в своих пузырях, принимая только тех, кто находится в их маленьком мире, и отстраняясь от соседних пузырей. Каждую маленькую Армению обслуживают свои журналисты, блогеры, инфлюенсеры, эксперты и прочие общественные и иные деятели. Это уже давно не раскол в обществе. Раскол подразумевает четкое восприятие визави, даже в кривом зеркале. В Армении уже нет восприятия обратной стороны. В каждом пузыре местные медиа креируют симулякр «других», и жители данного пузыря сообщаются уже с этим клонированным явлением.
Г. В пузырях все очень просто и ясно, доступно для восприятия: есть наши и остальные, которые, как правило, нехорошие. Поскольку разделение крайне четкое, оно не подразумевает альтернатив, и распространяемые медиа информации проецируют разницу между «своими» и остальными. И поскольку истина подменяется понятиями «свой-чужой», «приятный-неприятный», то уже не важен источник информации, откуда он, как проявлял себя до этого момента и прочее. Вот почему сейчас без особых проблем делается то, что казалось невероятным пару лет назад. Скажем, без особых проблем заявления явной азербайджанской пропаганды и источников дезинформации внедряются, порой даже впихиваются в армянское пространство. Главное мерило: нравится нашему пузырьку или нет, против наших противников или нет? Спонтанный анонимный источник, явный лжец может стать достоверным источником. Главное – удовлетворить политическим нуждам пузыря. И обратное: можно отрицать даже теорему Пифагора, если в данный момент Пифагор считается неподобающей персоной.
Д. В пузырчатой Армении благодаря медиа сокращается общественная и персональная память. После прохождения горизонта событий уже не важно, что данный человек говорил, скажем, месяц или десять лет назад. Важно, как его позиционируют сейчас. Как только тот же Пифагор будет объявлен человеком порядочным, «правильным», его теорема будет названа верной. Конечно же, до очередного поворота, который может за считаные часы поставить крест на теореме Пифагора. Память перестает быть важным аналитическим органом. Максимум она обслуживает ностальгию.
Это, конечно, может оставить впечатление гротескного и несколько художественного текста. Но все дело в том, что мы уже двумя ногами в гротеске и пытаемся натянуть на себя постмодернистскую, если не использовать более странные слова, реальность. Она уже стала обыденной. Почти стала. Мы еще помним времена, когда все было не так. Но дело в том, что как только обвыкаешь с ситуацией, сложно бывает что-то изменить. А спустя некоторое время уже не понимаешь, зачем менять. И не помнишь, как менять. Тем более что проблемы с памятью усугубляются (см. пункт Д).
