Сочи-2014: этнополитические узлы

Сергей МАРКЕДОНОВ
Независимый политолог
Москва 

7 февраля 2014 года на известном черноморском курорте Сочи будут торжественно открыты XXII зимние Олимпийские игры. Для постсоветской России это будут первые игры. Между тем, значение предстоящего события выходит далеко за рамки главного спортивного праздника четырехлетия. Олимпиада будет иметь важное политическое значение. Российским руководством она рассматривается как демонстрация растущего потенциала страны на международной арене и зримое свидетельство преодоления серьезных внутренних проблем.

В канун 119-й сессии Международного олимпийского комитета 4 июля 2007 года, принявшего решение о проведении зимних игр 2014 года в России, Владимир Путин выступал едва ли не главным лоббистом сочинского проекта. И сегодня российский лидер рассматривает это начинание как зримое доказательство успеха своего курса по преодолению «хаоса 1990-х» и укреплению позиций России в мире. По его словам, если бы Россия «не смогла восстановить территориальную целостность страны, если бы мы не прекратили противостояние на Кавказе в том виде, в котором оно было лет пять-семь назад, если бы мы принципиальным образом не изменили ситуации в экономике, если бы мы не решили ряд социальных задач, не видать бы нам никакой Олимпиады как своих ушей».

И даже сам выбор Сочи в качестве столицы Олимпиады в определенной мере выглядит как вызов. Зимние игры пройдут на черноморском побережье Краснодарского края, в регионе субтропического климата и популярном месте летнего курорта для тысяч россиян.

Однако, помимо природно-климатических сюжетов, вокруг Сочи завязано немало сложных политических узлов, которые следует принимать во внимание. Без качественного разрешения вопросов безопасности, а также внешнеполитических проблем, игры не принесут того эффекта, который от них ожидается.

Во-первых, в отличие от предыдущих столиц летних и зимних Олимпиад (Ванкувер, Турин, Лондон, Пекин) Сочи находится в непосредственной близости к самому проблемному российскому региону — Северному Кавказу. Отсюда порядка 100 км до Карачаево-Черкесии (КЧР) и около 200 км до Кабардино-Балкарии (КБР). Район Большого Сочи (в него помимо самого города входят также известные курортные места, такие как Лоо, Лазаревское, Адлер и др.)[1] граничит по реке Псоу с частично признанной Республикой Абхазия. Если для РФ — это межгосударственная российско-абхазская граница, то для Грузии и подавляющего большинства стран-членов ООН — это российско-грузинский рубеж[2]. И хотя на сегодняшний день отношения между Москвой и Тбилиси отошли от опасной черты, к которой ее придвинул ушедщий лидер Грузии Михаил Саакашвили, острых проблем остается немало. И прежде всего, разночтения в трактовке статуса Абхазии и Южной Осетии.

Во-вторых, ситуация вокруг Сочи нередко рассматривается в более широких международных контекстах, таких, как российско-американские отношения или отношения РФ и Европейского Союза. И хотя сегодняшние времена невозможно сравнить с периодом «холодной войны», идея бойкота игр время от времени озвучивается, пускай и не первыми лицами западных государств. Так, в июле нынешнего года сенатор от Южной Каролины Линдси Грэм заявил о том, что проблема возможного неучастия в играх должна быть поставлена в актуальную повестку дня американской внешней политики из-за «дела Сноудена», поведения России в Сирии и других сюжетов, по которым между Вашингтоном и Москвой есть серьезные расхождения. Оправдывая идею возможного бойкота репрессивной политикой Российского государства, к этому шагу призывал известный британский актер и писатель Стивен Фрай, имеющий 6 миллионов подписчиков в своем твиттере.

В какой степени эти разнонаправленные политические вызовы сохраняют свою актуальность менее чем за 100 дней до старта Белой Олимпиады в российских субтропиках? После того, как во время Олимпиады 1972 года в Мюнхене произошла террористическая атака против израильской делегации, вопросы безопасности стали важнейшим приоритетом для организаторов любых спортивных игр. В ситуации с Сочи остроты данному вопросу добавляет близость олимпийской столицы к Северному Кавказу, а также публичные заявления лидера северокавказского подполья Доку Умарова о готовности к атаке гражданских объектов не только в непосредственной близости от Сочи, но и целом по России. Недавняя атака террористки-смертницы в Волгограде или теракты в Назрани и Серноводске — свидетельство того, что подобные заявления не являются словесной бравадой. В 2011-2013 гг. подполье предприняло несколько попыток закрепиться и на территории Абхазии, которая находится в непосредственной близости к олимпийской столице.

В июле нынешнего года Умаров заявил о прекращении т.н. «моратория» на гражданские объекты, который был объявлен им в феврале 2012 года. В реальности во время этого «моратория» атаки гражданских лиц не прекращались. Только в последнем квартале прошлого года жертвами таких терактов стали 22 человека. Особо подчеркнем, это были не полицейские, чиновники или «силовики», а гражданские люди. Такие, например, как ректор сельскохозяйственного института из Кабардино-Балкарии Борис Жеруков, журналист ВГРК КБР Казбек Геккиев и ряд других.

Прошлогодний шаг Умарова на самом деле был не более чем пропагандистской попыткой, призванной на фоне усиления противоречий между Москвой и Вашингтоном (после парламентских выборов 2011 и президентской кампании 2012 гг., а также возвращения Владимира Путина в кресло главы государства) изменить имидж «Эмирата». Между тем, в том, что касается северокавказских джихадистов, Запад свою позицию не изменил (Умаров и его «Эмират» в 2010 и в 2011 гг. были включены в «террористические списки» Госдепа США).

Теракт в Бостоне в апреле 2013 года (по делу об организации террористической атаки был привлечен двадцатилетний Джохар Царнаев) в очередной раз актуализировал проблему российско-американской антитеррористической кооперации. И хотя такая возможность ограничена многими обстоятельствами, попытка Умарова представить свою борьбу как антиколониальное движение, а не как борьбу с гражданскими лицами, провалилась. И хотя последнее слово в  процессе по бостонскому теракту будет сказано судом присяжных, дискуссия вокруг «дела Царнаевых» заставила официальный Вашингтон быть намного менее критичным в отношении к российским действиям на Северном Кавказе. И этот пафос оказались готовыми разделить и ближайшие союзники США на Кавказе. Совсем не случайно в ходе своего недавнего визита в Вашингтон министр обороны Грузии Ираклий Аласания заявил о том, что его страна готова к кооперации с Россией по вопросам обеспечения безопасности игр в Сочи, несмотря «на тяжелое наследие военного конфликта 2008 года»[3].

К слову сказать, растущая нестабильность на северокавказском участке грузинской границы заставляет официальный Тбилиси проявлять интерес к сотрудничеству с Москвой. Хотя бы в силу прагматических резонов, поскольку радикальное исламистское подполье видит не только Россию, но и Грузию в качестве возможного объекта для приложения террористических сил.

В значительной степени более качественное понимание российской мотивации  по обеспечению безопасности, как вокруг игр, так и на Северном Кавказе в целом, заставило США и их союзников в Европе критически отнестись к идеям повторения истории с Москвой-1980. Спикер Палаты представителей республиканец Джон Бейнер назвал предложение сенатора Линдси Грэма «крайне неверным». Не получила его инициатива поддержки и в Национальном Олимпийском комитете США.  И хотя президент Барак Обама и премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон выразили обеспокоенность соблюдением прав меньшинств и прав человека в целом в России, ни тот, ни другой лидер не одобрили планы бойкота игр в Сочи.

Таким образом, российская политика по подготовке к проведению XXII зимних Олимпийских игр за последние годы достигла определенных успехов. Москве удалось минимизировать опасности возможного бойкота, использования против нее такого политического оружия, как обвинения в «геноциде черкесов», добиться большей лояльности со стороны политических и деловых кругов западных стран. В качестве партнеров Игр себя обозначили такие крупные компании, как Coca-Cola, Procter & Gamble, McDonald’s, VISA, Samsung, Dow Chemical, Omega, General Electric и многие другие. Определенных успехов российским спецслужбам удалось добиться и в деле минимизации террористических атак и угроз. Не стоит забывать, что уже после выигрыша права на проведение зимней Олимпиады, РФ получила право на проведение чемпионата мира по футболу в 2018 году.

Для предотвращения возможных террористических сценариев предпринимаются беспрецедентные меры. По данным на июнь 2013 года, на обеспечение безопасности на олимпийских объектах и вокруг Сочи будет потрачено порядка 2,5 миллиарда американских долларов. МВД России планирует создание т.н. «кордона безопасности», который должен протянуться на более чем 100 км в длину побережья в районе Большого Сочи. На западе от поселка Магри до пика Кардывач Узловой на востоке, и от горы Кашина на севере до Имеретинской бухты на юге и на 40 км в глубину. Лыжные соревнования на открытом пространстве состоятся как раз в 39 км от городского центра Сочи в поселке Красная Поляна. Федеральный закон № 310 от 1 декабря 2007 года «Об организации и проведении Олимпийских игр» дает возможности для главы государства вводить дополнительные меры безопасности. Они касаются ограничений на въезд, проживание или временное пребывание на определенной территории для людей и для всех видов транспорта, включая морской и воздушный.

В то же самое время, Москве не стоит обольщаться и предаваться триумфальным настроениям. Многие проблемы, с которыми российская власть сталкивается в сочинском контексте, возникли до игр, а после их окончания (будем надеяться, успешного) не канут в небытие. Ту же террористическую активность невозможно рассматривать вне комплекса сложных и запутанных социально-экономических проблем (начиная от безработицы, перенаселенности и до вопросов внутренней миграции). Споры вокруг «черкесской проблемы» также показали, что Российскому государству уже давно пора выработать качественную объяснительную модель, пригодную для оценки событий Кавказской войны и вообще истории региона в составе России. Задача, к слову сказать, совсем не уникальная. Практически любая многоэтничная страна решала подобные проблемы. Например, канадцы и американцы давно и охотно интегрируют исторически непростой «индейский сюжет» в свои государственные и спортивные праздники (самый яркий из недавних примеров – церемония открытия Олимпиады в Ванкувере), не говоря уже про учебники и музейные экспозиции.

Российско-грузинская нормализация также будет пребывать в статичном состоянии без реальных проектов кооперации в той же сфере безопасности и не только по Сочи. Российско-американские отношения после успеха сирийской инициативы Владимира Путина выглядят лучше, чем полгода или год назад. Но и им требуется не реактивное внимание, а качественная стратегия, основанная не на фантомах прошлого, а на сегодняшних реалиях. Обе страны многое связывает, опять же в сфере безопасности. На спортивных соревнованиях у американцев, как правило, самая крупная делегация. Как бы то ни было, а сочинский экзамен России еще предстоит сдать. Без его успешной сдачи шансы на возвращение в высшую лигу мировой политики будут значительно более низкими.

 Автор — Сергей Маркедонов, политолог (в мае 2010 — октябре 2013 гг. — приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, Вашингтон, США)