праведные альтруисты или расчетливые дилеры? ¹
Нона ШАХНАЗАРЯН
Независимый исследователь
Фрибург, Швейцария
Последние десятилетия социальные философы твердят о сакрализации личности и глобальной или, что подразумевает то же самое, транснациональной моральности. Это эссе ставит перед собой несколько целей, одна из которых — отражение человеческого «лица» в атмосфере всеобщего насилия и войны, нашедшее свое достаточно скромное место в научной литературе.
Все эти работы используют ту же методологию, завоевавшую свое легитимное место среди остальных – метод устной истории или микроистории, сопряженный со сбором биографических интервью. Микроистории позволяют собирать под одним «зонтиком» воспоминания, отрывки индивидуальной памяти и личные комментарии, имеющие историческое значение. Они проливают свет на то, как пресловутый геополитический фактор и политические катаклизмы влияют на обычных людей, как международные отношения отражаются в искореженных судьбах личностей.
Сегодня на повестке несколько спорных вопросов, которые важно рассмотреть в канун столетия. Как люди ведут себя в пору геноцида, этнических чисток и других человеконенавистнических практик? Почему они выбирают участие в геноцидальном процессе? На этот вопрос аргументированно ответила в свое время блистательная Ханна Арендт: потому что зло банально по своей сути, и приказам репрессивной системы слепо следуют люди, не берущие на себя труд думать. Бездумно подчиняются личности, не желающие думать. Такая вот тавтология, с позволения сказать.
Гораздо оптимистичнее звучит следующий вопрос. А почему иные люди противостоят геноцидальным проявлениям и выбирают стратегии оказания помощи преследуемым, их вызволения из смертельного переплета? Какие практики спасения людей имели место и что называть актом спасения?
Казалось бы, спасение и спасение. Однако, соединение устных историй, собранных по следам многоликой и многообразной распластавшейся по всему глобусу армянской диаспоры, в различных монографиях и тематических сборниках статей показало всю сложность и многообразные проявления феномена.
На сайте еврейского музея «Яд Вашем» можно найти определение «праведного» человека, спасшего одного или многих евреев от угрозы смерти, при этом рискуя своей жизнью. Именно эти люди удостаиваются чести называться праведными (Righteous among the Nations), и они наднациональны, то есть не имеют национальности. Термин, как можно догадаться, родился в недрах исследований еврейского Холокоста, причем в государстве Израиль существует почетное звание для праведных, людей неиудейской веры (на иврите khassidey umot ha-olam).
В современной специальной литературе по исследованиям геноцида существует не так давно начавшаяся полемика на предмет академической продуктивности и адекватности концепта праведности в связи с его явными отсылками к иудейско-христианской религиозной традиции[2]. В частности, с этим спорит американский социолог Фатма Муге Гючек, предлагая альтернативный, более конгруэнтный, нейтральный от религиозных коннотаций термин справедливый (just) человек. Возможно, речь идет о вычленении мусульманского религиозного лексикона, автоматически исключающего возможность и наличие этих практик среди мусульман, хотя тут можно было бы поспорить, что все перечисленные вероучения произрастают из одного и того же семантического корня и часто называются в литературе Абраамическими религиями.
Тем не менее, подмечено совершенно точно, поскольку, если попытаться расширить, интернационализировать пределы социального феномена спасения и индивидуального сопротивления государственной машине, термин действительно несет в себе потенциал исключения и барьера. Этот факт ни в коей мере не отрицает того, что религиозные воззрения действительно играли грандиозную роль в решениях индивидов принять стратегию спасения. Например, воление французских протестантов помочь евреям на основе общности их священного писания – то, о чем пишет Патрик Кабанель (Patrick Cabanel); например, хорошо описанные Ивом Терноном (Yves Ternon) религиозные аспекты спасения армян в провинции Мардин Диарбекира. Согласно Тернону, особенность провинции заключалась в том, что «большинство мусульман здесь были курдами, а христианское меньшинство представляли здесь не только армяне». Однако, стараясь держаться на расстоянии от овеществления, субстанциализации религиозного фактора, следует отметить другие немаловажные контекстуальные переменные, такие, как хронология событий, география, границы. Среди факторов, ответственных за и против спасения жертв, называются также история региона, его этнический и религиозный «коктейль», отношение местных элит, сила обстоятельств.
Мне самой по вкусу понятие альтруистической личности, введенное в оборот в 1980-е гг. Олинерами[3], и симпатично оно не в последнюю очередь из-за прямой ассоциации с дюркгеймовским языком[4]. Но после изучения устных историй (в размере 527 интервью, собранных в Калифорнии у поколения выживших армян в рамках исследовательского проекта) термин был раскритикован американским историком Ричардом Ованнисяном. Анализ этих интервью показал, что в организации спасения армян иногда участвовали также и институты в союзе с индивидами, то есть была социальная сеть сочувствующих[5].
Однако, в цель настоящего эссе не входит включение в дебаты по деконструкции неточных или неоперабельных научных понятий. Моя задача имеет в некотором смысле библиографический характер, а именно — пунктирно очертить имеющиеся исследования по практикам спасения в контексте армянской трагедии. Речь в данном случае идет о сознательном дистанцировании от психологических аспектов, описывающих альтруистическую личность, спасающего[6] и обращение к рациональному объяснению выбора. Впервые в систематическом порядке к этой теме обратились Нечама Тек[7] и упомянутые выше Самюэль и Перл Олинеры. И лишь в 2011 г. с разрывом в двадцать лет увидел свет сборник статей под общим названием «Противодействуя геноциду: множественные формы спасения» (редакторы Жак Семелин, Клер Эндрю и Сара Генсбургер)[8]. На примере трех геноцидов – армянский, еврейский и руандский — авторы сборника пытаются охватить все возможные измерения спасений, часто сопровождавшихся умыканием, рабством, конвертацией в другую религию и насильственным замужеством. Все эти акты напрямую связаны с насильственным искоренением армянской идентичности.
Один из авторов сборника Асмик Тевосян в своей статье «Практики спасения во время армянского геноцида» (2008) показывает, что хронология политики массовых убийств порождает хронологию спасения. Центральным событием выступает депортация – в зависимости от диспозиции к нему — до, во время и после депортации — менялись формы и условия спасения. Стратегические акции правительства, как-то — изоляция мужчин призывного возраста в трудовых батальонах, регистрация и изъятие наличествующих ружей и другого оружия, истребление лидеров общин, интеллектуалов и государственных чиновников — препятствовали возможности коллективного сопротивления и самообороны среди армян (исключения составляют защитники горы Муса Даг и повстанцы Вана).
Дилемма, собственно, заключается в том, что спасение людей в контексте стратегий риска не всегда увязывается с альтруистическим поведением. Главный вопрос в данном случае — КТО посмел спасать институционально обозначенных жертв и ПОЧЕМУ? В зависимости от того, какие мотивации двигали людьми, складывается сложная мозаика типов спасения. Спасение из чувства гуманизма имеет прямые аллюзии на бескорыстное спасение из побуждений человеколюбия. Наряду с этим, отмечены и практики контрактного, договорного спасения, включающее спасение за деньги, за мзду, превращение гонимых армян в рабов, которые обеспечивали бы функционирование домохозяйства. Сюда же относится освобождение от мрачного марша смерти в процессе депортации, в обмен на насильственное обращение в ислам впоследствии. К отдельному типу относятся усилия международных благотворителей, которые часто действовали как личности, не обращая внимания на политическую позицию страны, которую они представляли. Отдельным этапом выглядит спасение армян до депортации, при этом коррумпированность и взяточничество многих провинциальных чиновников сыграло однозначно позитивную роль для судеб жертв.
Таким образом, вычерчиваются гуманитарные, экономические, гендерные (сексуальная эксплуатация) и иные мотивации как факторы для спасения. Многие из прагматичных «спасителей» успешно справились с задачей обхитрить систему, забирая женщин в свои домохозяйства в качестве жен и работников, или проявляя желание усыновить или удочерить армянских сирот из сиротских домов Турции, конечно, при условии их немедленного обращения в ислам. Тем самым благонравие рядится в самые многоцветные и экстравагантные покровы. «Очень сложно всё — тут смесь интересов и человечности. Да, он перевел ребенка в магометанство, но зато по факту спас его, подарил ему жизнь…» – размышляет историк, автор толстенной книги про геноцид Раймонд Кеворкян[9]. Модальности, амбивалентности и множественность такого рода поднимают проблему выработки более точного определения спасения.
В целом, книга Противодействуя геноциду особенно ценна тем, что она бросает вызов безраздельному господству теории альтруистической личности, вводя в академический дискурс о спасении новых акторов, которые сотрудничают и взаимодействуют, чтобы противостоять насилию[10]. Часто речь идет о взаимодействии отдельных сегментов государственных институтов со свободными индивидами. Они все вместе, эта самая социальная сеть и есть агенты социальных перемен, строители лучшего человеческого будущего. Они просто поступают по-человечески. Этот новаторский подход, который усилиями всех перечисленных выше ученых выработан в процессе сравнительных исследований спасения, ломает устоявшиеся представления. Рассматривая микроистории спасения и их акторов в контексте каждого из кейсов, можно предположить, что вся эта цепочка волящих противодействовать насилию индивидов представляют собой агентов ячеек саморегулируемости, самоуправления и гражданского общества.
[1] Сердечно благодарю за консультативную помощь историков Раймонда Кеворкяна, Хамита Борзаслана, сотрудников библиотеки Нубарян в Париже, Ару Санджяна (Мичиган Деарнборн, США), а также французский институт Fondation Maison des Sciences de L’homme (FMSH) и швейцарский фонд Academic Swiss Caucasus Network (ASCN) за финансовую поддержку настоящего исследования.
[2] Сравните с названием книги 2011 г. Дэвида Гусе David P. Gushee (2011) Righteous Gentiles of the Holocaust: Genocide and Moral Obligation, Paragon House Publishers.
[3] Samuel P. Oliner and Pearl M. Oliner (1988) The Altruistic Personality: Rescuers of Jews in Nazi Europe (New York: The Free Press).
[4] Если вспомнить один из сложнейших типов в его классификации самоубийств – альтруистическое, когда суицид совершен ввиду невыносимости несправедливости мира (Э. Дюркгейм Суицид).
[5] Согласно опубликованным данным, последовавшим за этим проектом, среди спасателей были люди самых разных национальностей, с различным социально-экономическим статусом (крестьяне, сельская знать, госчиновники, купцы, солдаты и жандармы). См. подробнее: Intervention and Shades of Altruism During the Armenian Genocide (1992). In: The Armenian Genocide, History, Politics, Ethics; edited by R.G. Hovannisian, St. Martin’s Press. NY.
[6]См.: Klempner Mark (2006) The Heart Has Reasons: Holocaust Rescuers and Their Stories of Courage, The Pilgrim Press; Hellman Peter (1999) When Courage Was Stronger Than Fear: Remarkable Stories of Christians Who Saved Jews from the Holocaust . 2nd edition, Marlowe & Companym.
[7] Nechama Tec (1990) When Light Pierced the Darkness: Christian Rescue of Jews in Nazi-Occupied Poland. Oxford: Oxford University Press.
[8] Resisting Genocide: The Multiple Forms of Rescue (2011) Semelin J., Andrieu C. , Gensburger S., eds.
[9] Raymond Kevorkian (2011) The Armenian Genocide: A Complete History; Беседа прошла 9 апреля 2013 г., Париж.
[10]Atje Gercama. Review of Semelin, Jacques; Andrieu, Claire; Gensburger, Sarah, eds., Resisting Genocide: The Multiple Forms of Rescue. H-Genocide, H-Net Reviews. January, 2013.
