Гегам БАГДАСАРЯН
Редактор журнала «Аналитикон»
СТЕПАНАКЕРТ
В качестве пролога
100-я годовщина Геноцида армян, помимо всего прочего, должна стать поводом для переосмысления большой трагедии нашего народа. Нам должно хватить честности, смелости и воли проанализировать ретроспективным взглядом события тех дней и вынести беспристрастные уроки.
Мы довольно часто призываем Турцию встать лицом к лицу с собственной историей, но сами этого не делаем, пытаясь уместить все события в «прокрустово ложе» якобы выгодной для нас примитивной модели. А границы этого «ложа» таковы: турки-звери вырезали нас, христианская Европа обманула, проявив безразличие к голгофе одной из первых в мире христианских наций, да и времена были жестокими и жуткими. Применяющаяся десятилетиями эта модель позволила свалить вину нашей политической элиты тех времен на турок, Европу и время и освободить ее от ответственности за чудовищные ошибки, представить общественное мнение того времени как невменяемое и не извлекать уроков из страшной трагедии.
Безусловно, никогда и ни при каких обстоятельствах невозможно будет не только обосновать, но и мотивировать бесчеловечное преступление и не присущие даже пещерному человеку жестокие деяния, которые осуществляли турки и их подручные курды. Но это проблема нынешних поколений турок и курдов, это их вызовы и унаследованное ими вековое проклятие. Как они сбросят его и сбросят ли, или их души и мысли будут вечно нести эту вину – эту проблему решать им самим.
А наша задача — осмыслить свои ошибки и извлечь уроки из произошедшего – во имя безопасности и благополучия нынешних и грядущих поколений, во имя будущего цивилизованного государства. И сделать нам нужно это со всей строгостью.
Историк Лео в своей работе «Из прошлого» пишет: «Мои анализы строги, может, порой безжалостны, я никому не давал спуску. Это так… потому что этого требует выпавшая нам чудовищная беда, этого требует память миллионов вырезанных людей… Будем безжалостными прежде всего к себе».
Кстати, я склонен думать, что для понимания причинно-следственных связей трагедии, которая произошла 100 лет назад, нужно прочитать как минимум три книги – «Страна Наири» Егише Чаренца (чтобы понять, что происходило по эту сторону границы – в Восточной Армении), «Горящие сады» Гургена Маари (о произошедшем по ту сторону границы – в Западной Армении) и документально-фактологический труд Лео «Из прошлого». Все трое были современниками данных событий и описали их с максимальной болью и честностью.
В данной статье попытаюсь привлечь внимание армянской общественности к недостаточно освещенным сторонам нашей общественно-политической мысли – к тем роковым ошибкам, которые постепенно сжимали петлю смерти.
Западное армянство VS восточное армянство
Мне кажется, что самой большой и принципиальной ошибкой стало то, что решение об освобождении Западной Армении было принято в Восточной Армении – без учета мнения западных армян, более того, порой даже вопреки их позиции. Само по себе это не вылилось бы в трагедию, если б лидеры восточных армян подошли к делу детально и при наличии долгосрочной стратегии, взявшись за подготовку западных армян, способствуя их самоорганизации, проводя идеолого-пропагандистскую работу, формируя благоприятную внешнеполитическую атмосферу, вооружая людей и осуществив долгосрочную и кропотливую работу по их военной подготовке. На деле произошло все в точности до наоборот. Но это только одна сторона медали. Вторая, трагикомичная сторона состоит в том, что лидеры Движения находились даже не в Восточной Армении, а по большей части в Тифлисе и европейских столицах, откуда и спускали на голову народа свои директивы. Неосведомленность о ситуации – лишь одно из зол, а преступная безответственность и безучастность – второе. Если добавить к этому и то, что пребывающее под игом турок западное армянство в большинстве своем состояло из крестьянства, мало смыслящего не только в политике и дипломатии, но и в общественной жизни, то станет очевидна вся бесперспективность планов лидеров восточных армян и то, какой хорошей целиной для их революционной деятельности была Западная Армения.
Вот что пишет Лео: «Имея в своем распоряжении достаточное количество материальных средств для полного содержания солдат и чиновников, Дашнакцутюн так и не смогл серьезным образом изучить среду, в которой ему довелось действовать. Говорят, что Христофор Микаелян, отвечая на заявления о том, что Турецкая Армения – это совершенно незнакомая страна, и нужно ее исследовать, чтобы можно было там действовать, говорил: «На что мне знать, насколько высоко растет трава в Турецкой Армении?»… Несчастной Турецкой Армении предстояло сыграть роль бесконечного кормильца нашего политического романтизма».
Вот с каким настроем и птичьим грузом ответственности наши армянские лидеры приступили к делу. Причем, в желающих заняться этим делом недостатка не было. Лео пишет: «Не слышим был глас страны. Молчал Великий Страдалец – поливавшее реками своей крови поля, темное и безграмотное армянские крестьянство. Якобы, именно о нем пекутся все – и буржуазная интеллигенция в Тифлисе, и не видевший ничего, кроме каменистого берега озера вблизи Нерсесяновского училища Католикос, и владеющий собственной виллой на Авеню дю Трокадеро в Париже упитанный паша, и нефтяной магнат из Петербурга. Все кинулись спасать крестьян из Вана и Васпуракана, прислуживавшего курду батрака, кинулись спасать унаследованными от отцов и дедов методами».
Ставшая в годы Первой мировой войны слепым инструментом в руках Царской России духовно-политическая элита восточных армян не упускала случая польстить русским. Представляем фрагмент из одного письма армянского Католикоса Геворга: «… Я счастлив сообщить Вам также, что проживающий по ту сторону границы армянский народ тоже проявил нерушимую верность в своем самопожертвовании великой российской державе …».
Вот она, самая большая ошибка, то самое страшное решение, которое было принято вопреки мнению западных армян – решение принять вместе с русскими участие в войне с турками. Причем, нельзя сказать, что армянская духовно-политическая элита не была осведомлена о позиции западных армян. Накануне этого судьбоносного решения Ованнес Каджазнуни докладывал Бюро, что местные органы Дашнакцутюн как в Ване, так и в других городах страны выступают против набиравшего ход на Кавказе добровольческого движения, считая это предприятием чрезвычайно опасным для турецких армян. Основываясь на решении Эрзрумского общего собрания 1914г. (о сохранении нейтралитета), Комитет Вана требовал немедленно положить конец этому движению, чтобы не настраивать турецкое правительство против армян. Вновь послушаем Лео: «Звучал инстинкт самосохранения страны… в последний раз. Но его еще раз, опять же в последний, насиловал эгоизм российских армян. Начались пререкания. Те люди, сидя на брегах Куры – где они взяли право вершить судьбы далекого мира? И с чего это сидевшие на брегах Шамирам-су люди безоговорочно смирились и послушно исполнили принятые здесь решения и приговоры?».
Безусловно, освободительная борьба имела своих западно-армянских лидеров и идеологов, но часть их пребывала под влиянием восточно-армянских лидеров, а часть была оторвана от собственного народа.
Спасшиеся чудом от резни и устроившиеся в Восточной Армении на постоянное жительство западные армяне еще долго выражали свой гнев и возмущение. В то и без того тяжелое время крайне обострились отношения между восточными и западными армянами, которые грозились вылиться в новые вызовы. Западно-армянский деятель доктор Бонапартян на разного рода собраниях повторял каждый раз одно и то же жуткое выражение: «Мы тоже увидим, как режут вас».
И увидели – спустя три года. Лето 1918 года для восточных армян было таким же чудовищным, как лето 1915-го — для западных. А голод во время страшной зимы 1918-19 гг. мог стать последним ударом по оставшимся от армянского народа крохам, если б не поспели на помощь американцы.
Опасный политический авантюризм
Идеология армянской национально-освободительной борьбы была изначально ретроградной и по сути ошибочной. И арменаканы, и гнчаки, и особенно дашнаки основной упор делали на гайдукско-фидаинской борьбе и фетишизации Европы. Не было политико-дипломатических исследований, беспристрастного анализа собственных ресурсов, знания происходящих в регионе и мире развитий. Было только воодушевление вследствие вспыхивавших то там, то тут освободительных движений и неистовое желание повторить их. Только и всего. Идеология освободительного движения исходила из армянской литературы и публицистики того времени, наибольшую роль сыграли роман «Хент» («Безрассудный») и другие произведения Раффи, статьи Григора Арцруни и других в периодической прессе, особенно, в «Мшаке». Читавшие «Хент» каждый день торжественно произносили как мантру: «Руки связаны, ноги связаны: Европа спрашивает – чего не восстанете?».
Эта психология вела к опасному авантюризму. Армянская духовно-политическая элита пыталась любой ценой довести Армянский вопрос до Европы, рассматривая ее как имеющую единое мнение и единый облик, единую христианскую инстанцию, не зная или не желая знать о многообразии интересов здесь. Между тем, в отношении начавшейся в 1880-х и продолжавшейся до 20-х годов 20 века этой борьбы Европа так и не проявила консолидированной позиции, да и не могла этого сделать. Лео свидетельствует: «Конкуренция получала бешеный характер, сводя на «нет» возможность консенсуса между называвшимися великими государствами по любому вопросу касательно Турции. В этой конкуренции армянский народ с его горькими муками и страданиями становился предметом торга. Если одно из государств становилось на защиту армян, дабы напугать султана и получить от него выгодные предприятия, то другое тут же становилось на защиту султана – против надевшего армянолюбивую маску врага, чтобы также превратить свою поддержку в деньги».
Времена менялись, но не менялся освободительная мысль армян. Она просто меняла патрона, разочаровавшись в одном и в отчаянии бросаясь в объятия другого.
Но не это было самое страшное, а то, что изначально была избрана крайне опасная тактика. В опубликованном в 1885 году арменаканами программном документе есть следующие вопросы и ответы:
— Каков девиз армян?
— Девиз армян – три этих слова: свобода или смерть.
-Когда армяне восстанут?
— Когда между великими народами начнется война не на жизнь, а на смерть.
Оказавшиеся спустя некоторое время на исторической арене гнчаки думали таким же образом. В одном из их программных документов представлена следующая стратегия борьбы: «Единственным способом достичь ближайшей цели является революция, то есть, нужно насильственным образом преобразовать, свергнуть нынешнюю общественную организацию в Турецкой Армении, проводя борьбу с турецким владычеством – путем всеобщего народного восстания». В ряду других методов упоминается «Террористическая деятельность — как возмездие для турецких насильников, а также шпионов, доносчиков и изменников. Организация вооруженных отрядов – как находящееся в постоянной готовности воинство для сопротивления правительственным войскам или набегам иных диких народов, обороны населения». А сроки? Был ответ и на это: «Время всеобщего восстания. Любую войну, начатую той или иной державой против Турции, следует счесть удобным моментом для осуществления ближнесрочных целей».
Вот что пишет Лео: «Обладающей потенциалом оперировать огромными армиями Турции армянство объявляло войну небольшими гайдукскими группировками. Мы начинали кровопролитие, не осознавая ему цену, не оглядываясь, не взвешивая. Война лопатами. К этой убогой войне ничего не добавляли террор, преследования, которые были методами устрашения, но не войной, когда малочисленные группировки выходили против крупных государственных структур. Оставалось всеобщее народное восстание. Но и оно становилось бессодержательной фразой на фоне реалий турецкого армянства. Чтобы народ восстал, его надо сначала хорошо вооружить, а такое грандиозное предприятие одной революционной партии с ее скудной казной было не под силу».
Эту идеологию переняла и, победив впоследствии в жестокой внутриполитической борьбе, монополизировала Армянская Революционная Федерация Дашнакцутюн, которая ничего к этому не добавила. По свидетельству Лео, «Дашнакцутюн, выступая с помпезным славословием и речами, в действительности не внесла ничего нового в дело, которое избрала для себя целью – освобождение турецкого армянства. Это не было независимым, отдельным планом, а практическим повторением программы гнчаков. Та же гайдукская борьба, те же заговорщические методы действий – террор, тот же европейский культ и фетишизм. Дашнакцутюн не собиралась придавать освободительной борьбе новый облик, не прочерчивала новых путей и не протаривала их, а просто хотела занять место гнчаков и действовать таким же образом. Так оно и случилось. Именно эта идентичность, как мне кажется, и привела к бешеной конкуренции между двумя этими партиями. Сталкивались не идеи, не тактические или стратегические задачи, а преимущественно шкурнические вопросы».
Традиционные армянские партии наперегонки инициировали мятежи, дабы привлечь внимание Европы, а кровавый Султан Гамид в ответ вырезал тысячи безвинных армян. Особенно в этом смысле своей бессмысленностью выделились организованный гнчаками митинг в Гум-Гапу (1890) и организованное АРФД взятие Банка «Оттоман» (1896). Оба мероприятия стали причиной смерти тысяч армян.
И гнчаки, и дашнаки прекрасно знали, что их действия приведут к кровопролитию, поскольку кровожадному султану нужны были поводы для того, чтобы утопить Армянский вопрос в крови. Они знали, но не останавливались. Невольно приходишь к чудовищному выводу – армянский народ первым отдало в жертву его собственное политическое руководство.
Первые случаи резни армян вызвали в армянском сообществе протестные голоса, приведя к заключению, что именно гайдукская революция является причиной бед армянского народа. Но наши революционеры продолжали искать виновных в другом месте. В 1901 году Христофор Микаелян опубликовал в газете «Дрошак» свой труд «Настроения толпы», который стал программной работой для АРФД. Автор продвигал мысль о том, что проживающие в султанской Турции нации будут истреблены, независимо от того, восстанут они или будут послушными до конца. Иными словами, революционерам нужно продолжать свое дело, не обращая внимания на случаи резни. То есть, «вас все равно вырежут, а мы не можем не совершать революцию».
И они продолжали свой курс. Даже тогда, когда после переворота младотурок АРФД оказалась в привилегированном положении, благодаря близким отношениям с новой властью. Новые времена требовали нового мышления и стратегии, настало время тонкой дипломатии, поскольку младотурки проводили хитрую политику. Но АРФД оставалась при своей гайдукской идеологии и европейском фетишизме. Младотурки утверждали, что после восстановления конституции было не понятно, почему АРФД сохранила в своем наименовании слово «революционная»: «Неумолимо нарастало ужасающее трагическое положение, при котором армяне не понимали своей роли в новой, перестраивающейся, конституционной Турции. Они получили свободу и считали, что это безграничная и бескрайняя свобода. Они плохо знали младотурков. Они не видели или делали вид, что не видят, каким радикально неонационалистическим является новый режим, установленный на штыках Солонникской турецкой военной группировки… А армяне, высвободившись из пут старого турецкого режима, не смогли сбросить свой собственный старый режим: опять была провозглашена гайдукская борьба, опять начали вооружаться, чтобы как можно скорее создать независимую или хотя бы автономную Армению» (Лео, «Из прошлого»).
Тесные отношения между младотурками, то бишь пришедшей к власти в 1908 году новой политической силой («İttihat ve Terakki» — «Единение и прогресс») и АРФД по сей день вызывают недоумение. Французский историк армянского происхождения Раймон Кеворкян в своей книге «Геноцид армян: полная история» обращает внимание на идеологическую и культурную общность младотурок и армянской элиты, добавляя, что это, пожалуй, одно из редких массовых преступлений, при которых элиты насильника и жертвы были настолько близки. Так или иначе, близкие отношения и партийный эгоцентризм АРФД не позволили трезво оценить обстановку и предчувствовать угрозу, а также ослабили бдительность армянского общества.
Дашнакцаканы не чувствовали или игнорировали новую угрозу, нависшую над армянским народом, они использовали свои теплые отношения с младотурками не во благо народа, а в сугубо личных и партийных интересах. Так, ради обещанных в ходе предстоявших парламентских выборов 20 депутатских мандатов дашнакцаканы, являвшиеся членами действовавшего турецкого парламента, даже не подняли в парламенте вопрос погромов в Адане.
Такая манера поведения, говоря медицинским языком, походила на диагноз. Мышление традиционных армянских партий, особенно, Дашнакцутюн не изменилось в новой ситуации, даже при независимом государстве. Оставаясь порой без дела, они искали новое место для своих приключений. В частности, непонятной и непростительной провокацией стало активное участие армян в революции в Персии. Ованнес Каджазнуни в своем труде «Дашнакцутюну больше нечего делать» признает, что он сам не понимал тогда смысл персидской авантюры, и когда спросил об этом Ростома, тот, улыбаясь, сказал – мы гонимы Россией, в мире с младотурками, чем же нам заняться?..
Так или иначе, венцом политической отсталости и безответственного авантюризма стало вовлечение армян во время Первой мировой войны в войну против турок на стороне русских и превращение в проводника российских интересов. Чаренц в своей книге «Страна Наири» описывает, как мы недостойно впустили русских в свои очаги, в свои души и мысли, в святая святых, лелея тщетные надежды, что с их помощью нам удастся освободить свои земли и построить независимую Армению. А русские с нашей помощью строили «Армению без армян».
Безусловно, подобное поведение традиционных армянских партий было, скорее, поводом, чем причиной армянских бед, поскольку глобальные развития и без них становились серьезным вызовом. Сложно утверждать, что армянам, в случае отсутствия авантюризма партий, удалось бы избежать их последствий, но то, что мы могли бы более точно оценить имевшиеся вызовы и, путем мобилизации всех ресурсов вокруг общеармянских задач, свести к минимуму потери, для меня, по крайней мере, однозначно.
Политическая однополярность
Мальчишеская и безответственная деятельность традиционных армянских партий была, как мы уже увидели, не единовременной. В их деятельности ничего не изменилось в течение всей борьбы – около 40 лет (с 1980-х и до начала 1920-х). Как говорит Лео, эти партии родились во грехе и в том же грехе шли к своему полному фиаско. Менялись ситуации, на мировой арене появлялись новые тенденции и личности, менялся баланс сил, появлялись новые идеи, новые вызовы и возможности, а наши традиционные партии и особенно Дашнакцутюн продолжали придерживаться старых стереотипов.
Почему я делаю упор на АРФД? Потому что в конце 19-го века, после жестокой и непримиримой партийной борьбы и нанесения в этой борьбе еще одного урона армянскому народу, после раскола народа (села были разделены на дашнакцаканов и гнчаков, те не общались друг с другом, имели свои отдельные школы и свое отдельное воинство), АРФД удалось оттеснить на второй план своих конкурентов (арменаканы не были серьезными конкурентами, а с 1896 года начался спад движения гнчаков) и стать полноправными хозяевами и властителями политического поля.
АРФД удалось постепенно взять в свои руки судьбу всего армянского народа. Это было сделано путем уничтожения политического многообразия, исключения политической альтернативы, искоренения политических дискуссий и инакомыслия. Такими же методами была упразднена внутрипартийная демократия. Атмосфера страха и подозрений царила не только в политическом поле, но и в партийных рядах. Часто звучали обвинения в предательстве, а поводом становилось любое проявление политического инакомыслия. Сомневающиеся порою расстреливались на месте или таинственным образом исчезали. Кстати, туркам были хорошо известны слабые стороны АРФД, и они умело пользовались ими. Гурген Маари в своей повести «Горящие сады» описывает, как турецкие жандармы умело нейтрализовали армянских активистов. Турецкий жандарм средь бела дня входил в дом того или иного активиста, пил с ним чай, делил еду, удостаивал доброго внимания, затем самодовольно и церемонно удалялся. В ту же ночь дашнакские маузеристы расстреливали безвинного человека. Маари описывает также, как дашнакцаканы проводили террористическими методами сбор пожертвований, запугивая состоятельных людей и не представляя обществу отчетов о потраченных средствах. А Егише Чаренц в повести «Страна Наири» рассказывает, как во время Первой мировой войны при подозрительных обстоятельствах исчезали люди, которые осмеливались спросить вождей АРФД о гарантиях того, что русские, якобы, обещали создать независимую Армению и есть ли письменное соглашение об этом.
Дашнакцутюн лез везде, овладел всеми национальными, общественными, образовательными учреждениями, в армянском Национальном собрании погоду делал тоже он. И стал дерзким, не поддающимся контролю. Вот что писал Лео: «Любой дашнакцакан считал Дашнакцутюн квинтэссенцией армянского народа, и посему, все, что делал Дашнакцутюн, воспринималось как сделанное армянским народом. Так же следует рассматривать и сугубо дашнакское предприятие – сумасбродное восстание 1915 года». Партия, с одной стороны, проводила жесткую борьбу за то, чтобы стать единственным выразителем чаяний армянского народа, идентифицируя себя со всей армянской нацией, с другой стороны использовала общенациональный потенциал для удовлетворения сугубо партийных амбиций.
Позже были предприняты попытки диверсифицировать политическое поле, но было уже поздно. В частности, в политическом пространстве попытались найти свою роль бакинские социал-демократы, но не обнаружили благоприятной почвы. Вот что пишет Лео: «Сейчас, когда началась новая жизнь, армянскому народу не удалось выплеснуть из себя новое течение, которое приступило бы к разрешению задач новой жизни в новых условиях и в рамках государственных реалий… У нас были хорошие хмбапеты (атаманы.- Ред.), но не было политических деятелей. А хмбапетами были люди, для которых верхом мечтаний была должность султанского «паши», это им предстояло стать политическими лидерами и отстаивать интересы армянского народа в атмосфере, где слово было не за маузером или винтовкой Мосина, а за политически просвещенной, серьезной обществоведческой мыслью. Такова была наша беднота. И мы, естественно, должны были уступить место умелым грузинским лидерам, за которыми шли организованные массы».
Гайдукская борьба и идеология торпедировали развитие армянской мысли. Сотни одаренных молодых людей, которые могли получить образование за границей и способствовать развитию армянской общественной мысли, могли оживить политическое пространство, записывались в гайдукскую борьбу и выкрасили своей кровью будущее страны и свое собственное. И когда времена менялись, и наступала пора творческой мысли и находчивой дипломатии, выяснялось, что у нас нет подобных людей, и опять надежды возлагались на дашнакских маузеристов.
А где же была публичная мысль, общественное мнение? И тут решающая роль была за партийной прессой, иных возможностей не было. Результат можно было легко предвидеть. Ситуацию усугубляло наличие оторванной от мировых развитий и погрязшей в национальных стереотипах творческой интеллигенции, особенно, в Западной Армении.
Стиль мышления и поведения не изменился даже тогда, когда АРФД управляла независимым государством. Даже переступив высоты «независимости», Дашнакцутюн не смогла сбросить с себя старый грех – фидаинство. Маузеристы чувствовали себя властителями, привычным делом стали гонения на своих и инонациональных, процветали ограбления и расхищения. К этому прибавилась новая беда – коррупция. Принято говорить об аскетизме одного из дашнакских лидеров – Ованнеса Каджазнуни (и это на самом деле так), но за этим скрывалось шкурничество большинства остальных. О массовых грабежах в бытность военным министром правительства Амо Оганджяняна Рубена паши (Рубен Тер-Минасян) в свое время говорилось много, но заинтересованные маузеристы не дали завершить расследование. За крупные деньги пропадали чиновники. Заменивший Амо Оганджаняна на посту премьер-министра после падения Карса Симон Врацян передал из бюджета разграбленной Армении 4 миллиона золотом своему свояку, инженеру Завалишину, якобы, на проект оросительной системы, хотя армянские специалисты утверждали, что проект не нужен, и надо просто начать работу. А после передачи власти большевикам Врацян продолжал считать себя «правительством» и вывез из Еревана принадлежавшее народу имущество.
Падение Карса в 1920 году было в столь же степени позорным поражением, сколь закономерным следствием морально-психологической атмосферы того времени.
Все это стало возможным благодаря монополии одной партии в политическом поле. И если АРФД с кем-то и делилась, то это была духовная элита. Как свидетельствует Лео, к гайдукской идеологии прибавилась клерикальная дипломатия, а АРФД пыталась потом и кровью построить «социализм в клобуке» (клобук — головной убор монахов.- Ред.) А до этого партии удалось скрестить национализм и социализм.
От этого искусственного скрещивания могло родиться только одно дитя – безответственность. В этом смысле симптоматичны слова одного из видных политических лиц того времени – архимандрита Месропа после событий 1915 года: «Мы были детьми, нас обманули». Сие суждение характерно для всей политической элиты того времени. И не только. В 1920-х годах в Париже Андраника Озаняна спросили – полководец, а ты говорил, русские нам помогут. Простите, ошибся, ответил он…
Игнорирование интересов соседних народов
В национально-освободительной борьбе армян изначально не осознавалась необходимость учитывать также интересы соседних наций, не было желания видеть свои интересы в спектре общих задач, более того, не было желания изучить и проанализировать эти интересы, на предмет хотя бы того, как можно нейтрализовать риски, исходящие из антагонизма интересов. А армянского либерализма гуру Григор Арцруни оказался просто в лоне шовинизма. Он предлагал армянам культурно ассимилировать все другие этносы региона, особенно, турок и курдов, а последним он советовал отказаться от неудобной арабской вязи и использовать армянский алфавит. Для турецкой прессы это был удобный повод для антиармянской пропаганды.
В начале 1880-х началось чрезвычайно опасное курдское движение, которое объединило отдельные, порой враждовавшие племена для совместной борьбы. Движение сначала не имело явного антиармянского облика, но турецкое правительство всячески старалось, чтобы оно получило именно такое содержание.
Армяне были в курсе подобных опасных тенденций, но не придавали им должного значения. Между тем, опасность нарастала. Турецкие чиновники говорили курдам, что армяне хотят воссоздать свое царство и поработить курдов, и этого можно избежать только одним способом – вырезать армян. Лео пишет: «И открывалась следующая картина. С гор Курдистана и Армении выдвигались и направлялись известные со времен Ксенофонта своей храбростью, воинственностью и хищническими наклонностями полудикие племена, они наделялись полной свободой грабить и резать».
Справедливости ради следует сказать, что попытки найти общий язык с курдами и другими предпринимались, но довольно бездарным образом. В 1883-м гнчаки попытались ввести армянское движение в общее течение османской государственности, привив либеральную идею мусульманским эксплуатируемым слоям. Но вместо того, чтобы привлечь к себе недовольные мусульманские элементы, тесно сотрудничать с ними, наделить их равной руководящей ролью, гнчаки занимались обманом. Они составляли и распространяли лживые призывы, якобы, написанные мусульманами (в них призывалось бороться вместе с гнчаками против султана). Такие шаги не привели к каким бы то ни было положительным результатам, наоборот, еще более укрепили стену недоверия между двумя народами.
Позже приказом султана Абдул-Гамида стали формироваться курдские отряды – по примеру российских казачьих войск. Новосозданные конные полки именовались Гамидие (тур.- Hamidiye). Это также не было серьезно оценено армянской стороной.
Вообще, армяне недоверчиво относились к другим нациям и недооценивали их потенциал. Именно это помешало вовремя увидеть, как позже, уже в начале 20 века, стал формироваться союз тюркских народов. По свидетельству Лео, один из вождей кавказских татар (азербайджанцев) Ахмедбек Агаев как-то сказал армянам: «Вы развиты, богаты, прогрессивны, мы ваше проклятие, повисшее на вашей шее как железо, так что, вы должны нести нас с собой. У вас организации, у нас нет – либо дайте и нам организацию, либо мы вас убьем, разрушим, выжжем». Об этом эпизоде повествует также армянский прозаик Ширванзаде: «Ширванзаде, — продолжил Агаев дружески, — бакинская армянская интеллигенция надо-не надо гордится, что армяне культурно гораздо выше нас. Не отрицаю, отчасти это так, но только отчасти. Но если даже предположить, что мы, турки, действительно не пережили культурный прогресс, то не нужно забывать, что мы живем бок о бок в одной стране. Если один из соседей сдвигается с места, а другой не в силах сдвинуться, то он тяжким грузом повисает как камень на его плечах. Вы обязаны и нас с собой поднять, иначе мы потянем вас вниз, и мы вместе погрязнем во мраке болота».
Во время Первой мировой войны российское правительство предоставило определенные привилегии армянам, которые благодаря участию в добровольческом движении пользовались свободой собраний и прочим. Другие нации не обладали возможностью публично обсуждать национальные задачи. Это еще больше углубляло пропасть между соседствовавшими народами. По улицам Тифлиса свободного и гордо прохаживались армянские добровольцы, выставляя напоказ свое привилегированное положение. Естественно, это не могло вызвать позитивных эмоций среди грузин и турок. Армяне не ощущали угрозу, которая должна была возникнуть после ухода русских. Не замечали они и то, как османские агенты проводят панисламскую и пантюркистскую пропаганду и настраивают местных мусульман против армян. Постепенно формировалась националистическая партия «Мусават» — под неусыпным оком османских агентов.
И еще одно обстоятельство – массовое участие армян в российской армии во время Первой мировой войны (более 100 тыс. человек), так же, как и добровольческие полки (10-12 тыс. человек) изрядно ослабили силы армян, а грузины и турки принимали небольшое участие, и со временем им удавалось самоорганизоваться, укрепиться, в ожидании удобного момента для самовыражения. Это были вызовы, причем, крупные, тем более, в условиях складывавшихся отношений.
А грузин беспокоило то, что армяне на российских штыках могли воссоздать Великую Армению, что противоречило их интересам. Российское правительство своей политикой «Разделяй и властвуй» углубляло эту пропасть.
Сейчас ситуация не сильно отличается от той.
Вместо эпилога
Спустя 100 лет после геноцида над нами так же висит дамокловым мечом угроза массового истребления.
Спустя 100 лет Армянский вопрос так же является инструментом в чужих руках.
Спустя 100 лет актуальным остается завет Чаренца «О, народ армянский, твое единственное спасение – в твоей собирательной силе», поскольку в силу эту не верит в первую очередь политическая элита армянского народа.
И 100 лет спустя мы строим свою деятельность и расчеты не на своих, а на чужих возможностях и интересах, волей или неволей взяв на себя роль обслуживающего чужих интересов.
Спустя 100 лет мы так же не знаем своих друзей и недругов.
Спустя 100 лет армянская элита так же остается вассалом русских и сдала все козыри Армении России, вогнав в тотальную зависимость страну и лишив ее всех шансов на развитие.
Спустя 100 лет армянская политическая элита так же не является выразителем интересов армянского народа, а обслуживает свои частные и клановые интересы.
Спустя 100 лет в стране так же наличествуют политические и экономические монополии.
Спустя 100 лет страна так же раздирается насилием, беззакониями и социальной несправедливостью, государственная казна распыляется в пользу группы людей, общество поляризовано. Наряду с нищетой, распространяется роскошь, наряду с эмиграцией растет количество строящихся домов, что свидетельствует о том, что власти и народ живут отдельно друг от друга.
В этой ситуации естественно включение признания Геноцида в качестве краеугольного камня во внешнеполитическую повестку. Это делается для того, чтобы отвлечь внимание народа от насущных проблем. Но давайте зададимся вопросом – даже если все признанные и непризнанные страны мира признают Геноцид, что изменится в нашей стране? Сталкиваясь повсюду с несправедливостью, безразличием и цинизмом, армяне уезжают из своей страны на все четыре стороны, в том числе, попытайтесь переварить, в Турцию, свершившую Геноцид, и не возвращаются оттуда на родину даже тогда, когда руководство этой страны грозится выслать всех армян.
В предисловии я уже отмечал, что ничто и никогда не может оправдать чудовищное деяние турецкого руководства. В конце концов они могли предпринять карательные меры в отношении армянской политической элиты, но не интеллектуального сословия и всего армянского народа. Но, как бы это горько ни звучало, именно здесь кроется самый жестокий урок Геноцида. Власти, не выражающие интересы народа, более того, идущие против интересов народа и жертвующие ими ради собственных интересов, контролируются не народом, а чужеземными силами, а страдают от этого народы, от других чужеземных сил, за то, что терпят такую власть. Основной урок геноцида, как мне кажется, следующий – безразличие к собственной стране и государству смертельно для граждан, для народа.
В соответствии с этим основным уроком, нам следует искать виновных в наших вчерашних и сегодняшних бедах прежде всего среди нас. И прежде чем каждый раз восклицать, вскидывая руки, «Где же ты был, Боже?», надо задаться вопросом – а где были армяне, где были мы? И где мы сейчас?
Гарегин Нжде, армянский военный и государственный деятель, в своей работе «Открытые письма к армянской интеллигенции» пишет: «Катастрофическое самоотрицание настолько обесценило нас духовно, что мы не даем себе труда в наших несчастьях увидеть и часть нашей же вины. Мы считаем самих себя настолько недостойными, что не предполагаем в себе причину чего-либо в политической жизни — даже несчастья. Все, происходящее с нами, происходит помимо нас, независимо от нас. Слепое политическое приспособленчество до такой степени затуманило наш рассудок, что мы не видим грубую, кричащую истину — в наших несчастьях виноваты не другие, а, прежде всего, мы сами».
Так, давайте начнем с себя. Иного пути нет. Все другие пути ведут… к геноциду.
На фото Эрнеста Шантре — вице-консул России в Ване Константин Камсаракан с супругой (справа) и директор телеграфа Вана Гелард в Ванской крепости (1881 г.).
