Рубен МЕГРАБЯН
Редактор Русской версии
издания «Аравот»
Ереван
С 2014 года цивилизованный мир начал расплачиваться за свою беспечность, проявленную целым поколением политиков за весь постсоветский период, и стало очевидно, что счет оказался неподъемным.
В сентябре 2014 года, когда в Европе впервые после Гитлера была осуществлена аннексия территории одного государства другим, а другая оккупирована, в ходе дискуссии в Атлантическом совете США главнокомандующий вооруженными силами НАТО Филип Бридлав заявил, что «когда у НАТО появилось общее понимание того, как Россия применяет тактику «гибридной войны», важно понять, как помочь странам в Восточной Европе выдержать первоначальный натиск. НАТО не может вмешиваться во внутренние конфликты входящих в него государств. Оно может реагировать только при наличии идентифицируемого внешнего агрессора» (Голос Америки. «Бридлав считает, что угроза «гибридной войны» нависла над Молдовой». 16 сентября 2014г). Он с военной прямотой также посетовал: «В данный момент не сформулирована политика НАТО в отношении того, что делать с народами, которые находятся за пределами альянса и не входят в состав Российской Федерации».Четыре года спустя, в сентябре 2018 года, канцлер Германии Ангела Меркель, выступая перед солдатами контингента Бундесвера, дислоцированного в Литве, заявила: «Мы видим, что, по сути, почти все бывшие советские республики, не входящие в состав ЕС и НАТО, сталкиваются с внутренними конфликтами, порожденными Россией», назвав в этом ряду, в частности, Армению, Грузию, Украину, Молдову и Азербайджан.
Находясь в Киеве на форуме «Ялтинская европейская стратегия» в сентябре 2018 года, бывший премьер и глава МИД Швеции Карл Бильдт заявил, что в последние два года поддержка Евросоюза растет, и очевидно, это не потому, что «люди все вместе полюбили Юнкера и не потому, что им неожиданно начал очень нравиться Брюссель», – пошутил политик, добавив: «Причина такого повышения – это «эффект ПТБ», как мы его называем. Эта аббревиатура означает три составляющих – Путин, Трамп и Брэкзит. Люди понимают, в каком мире они живут».
Три вышеприведенные цитаты, ключевые по сути, показывают эволюцию подходов в Европе и на Западе в целом в отношении того, что оказалось иллюзией, а не чем-то незыблемым – мир после Холодной войны.
Возвратившаяся к средневековой монголо-ордынской матрице Россия требует у западных «партнеров», как она их называет, нового мирового порядка – «многополярного мира» и новой «Ялты», то есть нового раздела мира на сферы влияния, мира, в котором она будет эксклюзивно «влиять» на территории бывшего СССР, включая, естественно, и Армению, и регион Южного Кавказа.
А есть ли понимание у нас – в каком мире мы живем? Представляется, что нет, если отбросить в сторону всякие конспирологические теории или разные околополитические идеи-фикс, лишь еще более отдаляющие нас от действительности, а не отражающие ее.
Последняя редакция Стратегии национальной безопасности Армении датируется 2007-м годом, когда еще не было российского вторжения в Грузию, не было «арабской весны», украинского Майдана, аннексии Крыма, вторжения в Донбасс, Четырехдневной апрельской войны, а Россия была почетным членом «Большой восьмерки» и уважаемым членом международного сообщества, невзирая на ее прежние прегрешения – замороженные конфликты и геноцид в Чеченской республике.
Однако к этому времени приходился «расцвет» политики Роберта Кочаряна по интенсивной передаче активов суверенитета Армении «братской» России, а через год передача власти Сержу Саргсяну обернулась кровавой бойней в Ереване 1 марта 2008 года.
Последующее десятилетие стало продолжением во всех отношениях: передача активов России продолжалась в режиме «до дна», и даже возникшие возможности были безжалостно растрачены впустую, создав весь комплекс предпосылок для революции. За весь этот период после 2007 года в Армении и вокруг нее произошли события, по которым принимались решения, никак не коррелирующие с данной Стратегией, будто она существовала лишь как вещь в себе, а не руководство к действию, на которое можно и нужно ссылаться. Стало быть, документ оказался непригодным, что равносильно его отсутствию, и самым ярким проявлением его практической непригодности стало фактическое молчание официального Еревана за весь период 2010-2016гг., до Четырехдневной апрельской войны, когда Россия стала поставлять наступательное вооружение Азербайджану, а некоторые чиновники даже стали оправдывать «бизнес нашего союзника». Очевидно, что стратегия стратегией, но подходы к национальной безопасности основывались на интересах и представлениях, в действительности не имеющих никакого отношения к национальной безопасности.
С января 2018 года в Армении уже стали говорить о необходимости пересмотра Стратегии национальной безопасности, и об этих разговорах уже успели подзабыть с началом Бархатной революции, которая создала исторические предпосылки для пересмотра всего комплекса вызовов и выбора путей их преодоления. Армения избавилась от бремени хронической нелегитимности власти, торгующей безопасностью, суверенитетом, авторитетом государства ради самосохранения. В то же время создается устойчивое впечатление того, что вопросы безопасности пока что решаются в инерционном «беспечно-импровизационном» режиме, на основе соображений текущего момента.
Иначе как новую опасность это оценить нельзя. Пока что армянская политика остается основанной на революционной и, в то же время, предвыборной логике, и пока не распущено не представляющее никого, кроме самого себя, Национальное собрание и не избрано новое – говорить о концептуальных вещах представляется преждевременным и нереалистичным.
В то же время представляется очевидным, что «переходный» режим работы правительства не должен отражаться на политике безопасности, она не может быть «переходной» в принципе и тем более – в нашем изменчивом мире.
Подслушанный и опубликованный разговор глав Службы национальной безопасности и Специальной следственной службы – лишь видимая и небольшая часть айсберга проблем и вызовов. А «под водой» скрывается институциональная слабость внутри страны, неприемлемые дефекты судебной системы и системы государственного управления в целом, продолжающаяся непредсказуемость и шаткость в отношениях с Россией и вообще с внешним миром на фоне высоких военных рисков. Очевидно также, что без системной переоценки угроз и путей их нейтрализации риски безопасности остаются высокими, что может поставить под угрозу идею экономических реформ в стране и экономическую ситуацию в целом.
Безусловно, Армения не имеет такого обширного ресурса времени, чтобы «подождать» до объявленного крайнего срока досрочных парламентских выборов – май-июнь 2019 года, и процессы, безусловно, просто требуют ускорения. Ситуация усложняется тем, что затянувшийся переходный период в стране выталкивает на задний план проблемы безопасности концептуального характера, а субъекты переформатирующегося политического поля основное внимание уделяют вопросам краткосрочно-конъюнктурного характера. Армия остается пока что единственной надежной «константой» в нашей действительности, на которую возложено бремя решения вопросов военной безопасности, некоторых вопросов оборонной политики. Но представляется неприемлемым непонимание того, что внешняя политика – не менее важный инструмент обеспечения безопасности, который должен подкреплять и дополнять функции вооруженных сил, а также выполнять уникальные функции, не относящиеся к армии. И нет нужды доказывать, что внешняя политика может быть эффективной, когда она основана на устоявшихся представлениях об угрозах и путях их преодоления, вытекающих из реалий нашей геополитической среды. К сожалению, сейчас страна, политические силы, общество заняты другим, и на эти темы пока что не до дискуссий.
