Сергей МАРКЕДОНОВ
Доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета
Москва
В истории Кавказа 2018 год, скорее всего, останется, как «год Армении». Под влиянием массовых протестов многолетний лидер страны Серж Саргсян оставил свой пост. Однако переход власти к его преемнику Николу Пашиняну, стоявшему во главе народных акций, произошел не только без кровопролития, но и в соответствии с действовавшими на тот момент конституционными процедурами. Наряду с уличными акциями при процессе перехода власти были во всю мощь задействованы и переговорные процедуры. Не только партия Пашиняна «Гражданский договор», но и его партнеры по фракции «Елк», представители дашнаков, блока Царукяна и даже бывшей правящей партии РПА были включены в этот политический диалог. Можно говорить о том, что лидеры протеста действовали на грани и были у самого края «красной линии», ставя революционную целесообразность выше правовой логики. Но они эту линию не пересекли.
Это, конечно, не должно создавать благостной картинки. Новой власти еще предстоит научиться сосуществовать с новой оппозицией, осознать, что перемены на общенациональном уровне власти не означают, что все те, кто находился в структурах управления вчера, должны их покинуть. В условиях парламентской республики всем политикам будет важно договариваться, составлять коалиции, искать компромиссы, чтобы не превратить жизнь страны в перманентную избирательную кампанию. Эйфория пройдет, завышенные ожидания, скорее всего, не будут реализованы. По крайней мере, в сжатые временные сроки. На смену революционным страстям придет политическая и управленческая рутина, притом, что все проблемы прошлого, начиная от ситуации в экономике и заканчивая неразрешенным нагорно-карабахским конфликтом, достанутся новой власти по наследству. И ей придется доказывать, что она способна найти более эффективные ответы на эти вызовы.Словом, как пелось в популярной в позднесоветские годы песне, «еще не все дорешено». Историки будущего, когда страсти остынут, дадут свои трактовки тому, что случилось в Армении в апреле-мае 2018 года. И в этой их оценке одним из интереснейших сюжетов будет восприятие армянской «бархатной революции» в России. Москва рассматривает Ереван как своего стратегического союзника. Армения – единственная закавказская страна, принимающая участие в двух евразийских интеграционных проектах. Если не считать республики с оспоренным статусом (Абхазию и Южную Осетию), то только на территории Армении сохраняется российское военное присутствие, а пограничники из РФ обеспечивают охрану внешнего периметра границ республики вместе со своими армянскими коллегами.
Какими же виделись из российского далека события в стране-союзнице? Можно ли говорить, что двусторонние отношения прошли через определенные испытания? И был ли успешно сдан этот экзамен?
Официальная позиция: невмешательство и преемственность
В России к массовым протестным акциям в постсоветских странах, заканчивающихся сменой власти, относятся крайне настороженно. С ними связывают вмешательство США и союзников Вашингтона во внутренние дела республик бывшего СССР с целью их внешнеполитической «перенастройки» не в пользу Москвы. В качестве примера, как правило, ссылаются на опыт Грузии, Молдовы и Украины. В этом контексте многих наблюдателей, особенно на Западе, удивляла мягкая, если не сказать отстраненная реакция российского руководства на то, что происходило в Армении. Так, 23 апреля 2018 года, в день, когда Серж Саргсян ушел в отставку, пресс-секретарь президента РФ Владимира Путина Дмитрий Песков заявил: «Мы очень внимательно наблюдаем за происходящим в Армении. Армения – наш ближайший союзник, страна, с которой у нас развиваются самые тесные отношения». При этом он ответил вопросом на вопрос о том, в каком случае Москва может вмешаться в развитие событий в Ереване: «Почему Москва должна вмешиваться?» Схожим образом прокомментировала отставку Саргсяна официальный представитель российского МИД Мария Захарова: «Это, безусловно, дело народа Армении, тех людей, которые создавали страну, культуру и историю». Она же дала высокую оценку армянской мудрости и тому, что смена власти в стране произошла без кровопролития.
Но, как известно, с отставкой Саргсяна внутриполитический кризис в стране не разрешился. Следующими вопросами стали проблема утверждения нового премьера в Национальном собрании и формирование «постреволюционного» кабинета министров. На это потребовалось две недели, и в течение всего этого периода происходили интенсивные переговоры, как внутри Армении, так и между Москвой и Ереваном. По итогам беседы Владимира Путина с и.о. премьер-министра Армении Кареном Карапетяном главой Российского государства были обозначены следующие подходы: «Урегулирование кризисной ситуации в Армении должно происходить исключительно в правовом поле, в рамках действующей Конституции и на основе результатов легитимных парламентских выборов, проведенных в апреле 2017 года». Таким образом, ни глава Российского государства, ни его пресс-секретарь, ни МИД РФ никоим образом не показали, что привержены личностному подходу к ситуации в стране-союзнице и отождествляют Армению с ее экс-президентом. Но ведь Путин поспешил поздравить Саргсяна с избранием его премьером, возразит скептик. Принимая этот тезис, стоит, все же, быть объективными до конца и продолжить этот ряд. В числе тех, кто поздравил Саргсяна, были и высшие должностные лица ЕС Дональд Туск и Жан-Клод Юнкер, а также премьер-министр соседней Грузии (страны, последовательно выступающей за интеграцию с НАТО и Евросоюзом) Георгий Квирикашвили. Более того, Квирикашвили обратился к Саргсяну как к «дорогому другу». Все эти поспешные поздравления понятны, ведь даже многие маститые политологи и журналисты в самой Армении в первые дни протестов не могли предсказать столь скорых перемен на политическом Олимпе республики.
Забегая вперед, скажем, что 8 мая 2018 года после избрания премьером Никола Пашиняна в Национальном собрании, Владимир Путин поздравил нового главу армянского правительства. Они провели телефонный разговор, в котором «собеседники выразили обоюдную готовность продолжить усилия в направлении дальнейшего развития стратегических союзнических отношений и углубления интеграционных процессов». 14 мая Путин и Пашинян провели свою первую встречу на полях саммита ЕАЭС в Сочи. Там оба лидера отправили миру недвусмысленный сигнал: стратегические отношения не ставятся под сомнение, более того, предполагается придать им дополнительные импульсы.
В чем же секрет такой реакции официальной Москвы? Думается, для этого есть несколько причин. Во-первых, Россия уже прошла через опыт Абхазии и Южной Осетии. В этих республиках власть менялась в результате народных протестов, но это не привело к смене внешнеполитических приоритетов у абхазских и югоосетинских элит. Не менее интересный опыт был в Киргизии, стране, которая, как и Армения, является членом ЕАЭС и ОДКБ. В этой среднеазиатской стране было две революции, но после второй власти республики отказали США в пребывании на своей территории авиабазы.
В случае с Арменией ситуация облегчалась еще и тем, что во время протестов геополитические вопросы не поднимались, а сам Пашинян еще до своего прихода к власти заявлял о приверженности стратегическим отношениям с Москвой. Во время уличных акций он одобрительно высказывался о заявлениях той же Марии Захаровой и Дмитрия Пескова. Во-вторых, по мнению политологов Гранта Микаэляна и Эмиля Санамяна, Саргсян воспринимался в Москве как сложный и неудобный партнер, ему предпочитали Карена Карапетяна.
В любом случае уход многолетнего лидера не рассматривался как нечто катастрофическое. Тем паче, что утверждение Пашиняна премьером прошло в соответствие с Конституцией 2015 года, написанной во время президентства Саргсяна. То есть это не противоречило подходу Путина о «конституционном характере» смены власти.
В-третьих, было понимание того, что западный вектор для Армении ограничен многими моментами (Турция – член НАТО и союзник Азербайджана, а США и ЕС имеют с Баку немало экономических связей, которыми не станут пренебрегать в будущем). Все это в совокупности обеспечило мягкую преемственность в двусторонних отношениях. Это не исключает, конечно, коллизий и противоречий в будущем. Но они существовали и во времена Саргсяна, и Кочаряна, и Тер-Петросяна.
Асимметрия восприятия: казус Леонтьева
Впрочем, было бы неправильным ограничивать российскую реакцию на события в Армении одним лишь Кремлем и Смоленской площадью. И характеризуя другие неофициальные подходы, хотелось бы обозначить один тезис принципиальной важности.
Важно понимать асимметрию восприятия двусторонних отношений, существующих между Москвой и Ереваном. Если армянское направление для российской внешней политики является хотя и важным, но одним из многих (а иногда и далеко не первостепенных) вопросов, то для Армении каждый шаг стратегического союзника изучается на просвет. Для небольшой республики, вовлеченной в неразрешенный конфликт из-за Нагорного Карабаха и живущей в условиях закрытия двух из четырех существующих сухопутных границ, такая эмоциональность вполне объяснима. Отсюда и крайняя подозрительность по отношению к двусторонним связям России с Азербайджаном (особенно в военной сфере и торговле вооружениями) и Турцией, болезненные реакции на выступления тех или иных чиновников или политиков, затрагивающих «армянский вопрос». В этом контексте стоит вспомнить, что ксенофобские высказывания кубанского губернатора Александра Ткачева в первой половине 2000-х годов становились даже предметом особого разговора между Путиным и Кочаряном.
Во многом схожий алгоритм мы увидели и в апреле-мае 2018 года. На российских каналах ведущие и участники популярных ток-шоу сравнивали события в Ереване с украинским «майданом», заявляли об огромной численности американского дипломатического корпуса в закавказской республике (назывались цифры от одной до двух тысяч, хотя в реальности в Армении трудится порядка 50 профессиональных дипломатов). Пашиняна же представляли в качестве «агента влияния» Запада, который, приди он к власти, тут же выйдет из ОДКБ и ЕАЭС. Но, пожалуй, «топовым» сюжетом, попавшим в фокус информационного внимания, стала дискуссия в эфире радио «Комсомольская правда», где публицисты Михаил Леонтьев и Михаил Юрьев позволили себе резкие и оскорбительные высказывания в адрес Армении и Никола Пашиняна. Остроты ситуации придал и статус Леонтьева (он занимает должность пресс-секретаря компании «Роснефть», чей главный исполнительный директор Игорь Сечин близок Владимиру Путину). Однако официальная реакция на это выступление была, хотя и не слишком жесткой, но достаточной, чтобы понять: государственная власть не поддерживает подобное мнение. Сначала посольство РФ в Ереване подчеркнуло, что подобные высказывания не отражают официальной позиции страны, а «происходящие в последние недели события в Республике Армения являются исключительно внутренними вопросами Республики Армения и ее граждан», а Дмитрий Песков назвал подход Леонтьева его личным делом, не имеющим отношения к государственной линии. Вскоре и сам фигурант скандальной истории (скорее всего, под давлением) направил извинения в адрес Пашиняна.
Непраздный вопрос, почему подобные комментарии и заявления терпимы? Снова вернусь к изначальному нашему тезису об асимметрии. Со стороны российское информационное пространство выглядит излишне централизованным и «цементированным». В действительности же в нем присутствует широкий разброс мнений. И вряд ли мы можем рассматривать под один стандарт позиции Максима Шевченко, Николая Сванидзе, Алексея Венедиктова и Михаила Леонтьева. По факту мы видим выведение из-под жесткой критики первого лица государства (в личном качестве), но по остальным сюжетам ведется дискуссия. При этом проблемы вокруг Армении не рассматриваются в качестве приоритетных вопросов, а государство считает достаточным свою взвешенную позицию. Но в Ереване иное восприятие. И ситуация вокруг скандальной дискуссии в «Комсомольской правде» показывает: имеющуюся асимметрию восприятия надо учитывать. Особенно тогда, когда речь идет о стратегическом союзнике и отношениях с ним.
Армения как пример?
И последний (по порядку, но не по важности) сюжет. Массовые акции в Армении вызвали всплеск интереса к этой стране в тех кругах, которые до этой поры не слишком проявляли к ней внимание. Речь, прежде всего, о представителях «либеральной» оппозиции. В армянском протесте многие увидели некий паттерн. Так, по словам Дмитрия Гудкова, из ситуации в Армении россиянам «можно подчерпнуть полезные уроки», поскольку «даже из, казалось бы, безнадежной ситуации есть выход. Важно уметь видеть его». Публицист Антон Орех 24 апреля 2018 года заметил: «Нам бы дела не было до Армении, но уж больно много параллелей с Россией накопилось. Там тоже живут бывшие советские люди», но они, по его мнению, готовы к переменам. При этом наряду с надеждами на заимствование «уроков Армении», некоторые из критиков российских властей проявили скепсис относительно того, способно ли население России действовать так, как участники апрельских акций в Ереване. Таким образом, многие образы и события армянской «бархатной революции» фактически переносились на российскую почву. Отсюда и сравнения Владимира Путина с Сержем Саргсяном, а Алексея Навального с Николом Пашиняном. Эти сравнения были актуализированы массовыми протестными акциями в России под лозунгом «Он нам не царь», прошедшими в канун инаугурации президента РФ. Впрочем, сам Пашинян, отвечая на вопросы в Национальном собрании, заявил, что не знаком лично ни с Навальным, ни с Саакашвили.
Как видим, массовые протесты, а также смена власти в Армении вызвали интерес в России. Реакция на «бархатную революцию» была разноплановой. Мягкая и выдержанная реакция властей, жесткая, выходящая моментами за рамки приличия, позиция отдельных публицистов и экспертов, попытки «творческого осмысления» массовых акций среди «либеральных» политиков и журналистов.
