Арам МАТЕВОСЯНПисатель
Ереван
«Аналитикон» задается вопросом, куда податься Армении – в Европу или Евразию.
Боюсь указать направление просто потому, что мои соотечественники могут вдруг воспринять мои слова буквально, как призыв податься куда-нибудь, и уедут, как они поняли призыв «идти» после установления независимости – и ушли. Ну, нет, люди. Идти куда-то – это движение не физическое, не эмиграция и не рейс в Харбин или Стамбул. Не спекулятивные миграционные потоки определяют европеизированность или азиатство нации. Есть другие критерии, есть доисторические времена.
Карл Ясперс в своей книге «Смысл и назначение истории» в весьма популярной форме представляет векторы развития мышления – начиная с доисторических времен и кончая новым техническим веком. По его схеме четко можно определить истоки и вектор развития армянского мышления. Правда, армянская философская мысль, как и во многих других случаях, имеет свое локализованное мнение, но я склонен идти по пути известных мыслителей, исходя из интуитивного убеждения, что вектор развития нации определяют не мыслители и диктаторы местного пошиба.
Гуманитарная задача гуманоида была и остается приоритетной сферой интеллектуалов. Носителем гуманитарного вектора во Франции стал Камю, а не де Голль, тем же самым в Германии был Ясперс, для евреев – Бубер, датчан – Кьеркегор. И если задается вопрос, какой вектор должны избрать мы, то ответ мой однозначен – интеллектуальный. Из ясперской схемы развития очевидно, что на научном и техническом этапе различные ответвления человечества мыслили и двигались идентично. Ускорение развития уже давно сплело все экономики в колоссальную мегаструктуру. И если мы задумываемся о тренде развития, то это следует делать на уровне разума, и никак иначе.
В экономическом смысле все мы находимся в одном и том же рыночном пространстве, в культурном – в том же тупике. Подписавшись под холстом, окрашенным в желтый, Хуан Миро вбил гвоздь в гроб живописи, а Жан Арп, представляя речной валун как отходы творчества гения, похоронил искусство ваяния как жанр искусства. Ну что, идите и рисуйте, ваяйте – народы, избравшие культурный европейский вектор.
Двадцатый век сам создал, сам и уничтожил. Подобной этому веку всеобъемлющей насыщенности еще долго не будет, как мне кажется. Так что, исходя из развитий 20 века, Европа и Евразия находятся в одном регистре. Поэтому я и говорю об ориентации более конкретной и приемлемой – интеллектуальной, которая выше национального и континентального уровня. Но если мы, все же, хотим выйти на континентальный уровень, то в историографии, по Ясперсу или без него, в основе армянской мысли лежит греко-европейское, а уж затем христианское начало.
В далеком 4 веке кафедрой философии Афинского университета заведовал армянин, если верить Раффи. А если говорить о примерах из новейшей истории, то одного только писателя Григора Зограба достаточно, чтобы мы именовали себя европейцами. Правда, Константинополь был захвачен турками и азиатизирован, но до геноцида, до 20 века здесь в армянском этногенезе накрепко укоренилась европейская мысль, которая потом, уже в диаспоре, дала современные ответвления западно-армянской мысли в лице Аршила Горки и Уильяма Сарояна. Оккупация разделила армянство на западное и восточное, но в обоих частях нация осталась приверженной той же – цивилизованной, христианской — традиции.
В смысле ориентира, безусловно, весьма сильно притяжение России. В христианской традиции России высоким полетом стало творчество Достоевского. Человека, который протолкнул Россию в ряды наций-лидеров. Нация, с которой у нас годы совместно прожитой жизни, которая, увы, отступила в смысле веры, и после распада советской империи не может предложить ничего иного для притяжения наций, кроме газового шантажа.
Современная русская олигархическая мысль, увы, слишком отдалилась от христианской традиции. Под белогвардейским камуфляжем скрывается азиатское мышление, и связывать с Россией перспективу нашего развития – как путь в Европу, значит, хватать левое ухо правой рукой.
Я не считаю ориентацией склонение к России. Ориентация предполагает свободную волю того, кто определяет свой путь. Мы провозгласили независимость, но не стали независимыми. Все наши движения в годы независимости были направлены против блокады, они были освободительными. Осталось одно небольшое дефиле, связывающее нас с западным христианским миром, которое в любой момент может закрыться – Грузия. И ситуация, судя по всему, подталкивает нас к этому пути. С потерей Киликийской Армении мы утеряли шанс остаться европейцами и стали мельче. Узеньким хребтом, заставляющим держать осанку, осталась интеллектуальная мысль. И это то, чем нам следует прокладывать дорогу.
Патологическое стремление Турции распространять пантюркизм толкает нас все время к оси России – Иран, что чревато опасностью азиачивания. В этой статье я невольно, может, порой не к месту, использовал слово «христианство». Словно пытаясь схватиться за него как путь развития, как открытую возможность, может, с надеждой на описанный в Новом Завете праведный суд. К христианству, возможно, ведет сосредоточенная любознательность, присущая современному христианству. Европа является таковой лишь как носитель христианства. Но об этом не знает сама европейская политическая элита.
Систематическая забота и ответственность по отношению к судьбе подобного себе. Это подсказывает совесть. Отказ от распутства, аскетизм, духовная жизнь. Именно это требуется, особенно, от человека элитного. Кто живет этими заветами, элита какой страны? Причина одна. Элиты христианских наций, особенно, духовные элиты не верят более в Страшный суд. Европейцы просто не поняли смысл Апокалипсиса, потому и отложили в сторонку Священную книгу и объявили христианство культурным наследием. Апокалипсис – это систематическая сосредоточенность, тревожное восприятие реалий. Тот, кто встал на путь очеловечивания, сохранит открытую возможность реализации своего «я». А ответственные за коллективное управление армянский правитель и армянский священник не могут направить человека именно по причине отсутствия собственного проекта «я» и дефицита людей, которые так и не поняли, что Новый Завет без Страшного суда становится сборником афоризмов, что жизнь без Апокалипсиса становится бессодержательным, не имеющим конца многосерийным фильмом.
Наша политическая элита утверждает, что мы идем в Европу, но говорит она это понаслышке, по инерции, неосознанно. Европейская традиция в первую очередь является христианской. А как извивалась христианская мысль от боли, пройдя через две мировые войны 20 века, наша элита не в курсе. Армяне пережили локальный, но горький Апокалипсис в 1915 году, но так и не усвоили уроков. Систематическая тревога войны превращает человеческое мышление в апокалипсическое, иначе – независимое. Подобное мышление предполагает встречу с Творцом, но достойная встреча диктует отказ от разврата, меркантильности. Если б в нас сформировалась апокалипсическая мысль, то в первую очередь она должна была отразиться на образе жизни духовного сословия. Если нет отказа и ограничения в материальном, то нет и осознания и почтительности к «я». Наше духовное сословие убеждено, что библейская «притча» о конце света — преувеличение. Надо бы отрезвить думающих таким образом.
***
Представляя век назад закрашенный в черный холст на суд культурного мира, Малевич еще более осложнил творческую задачу тех, кто будет творить после него. То же самое сейчас делает в музыке Сессиль Тейлор. Единственным путем к реализации «я», то есть, к вере, является путь творчества. Наше невежество не позволяет рассмотреть начертанные гениями пути к вере. Наше незнание не позволяет оценить описанный Иоанном Евангелистом Страшный суд.
Есть два суда, два апокалипсиса. Один, который при каждом приближении и удалении метеорита мерцает в арифметике испуганных пророчеств, и второй – что находит свое законченное проявление в творениях, преодолевших страх смерти и утверждающих достоинство человека, таких, как картина Казимира Малевича «Черный квадрат».
