Рубен МЕГРАБЯН
Армянский Институт международных отношений и безопасности
Ереван
Известные итоги 44-дневной войны и послевоенное развитие событий не могли не актуализировать вопрос, сформулированный в заголовке. Ведь оказалось, что не только развязывание войны в Нагорном Карабахе режимом Алиева, но и удары по территории Армении никак не нарушили демонстративную невозмутимость в «военном союзе», в котором мы, Республика Армения, состоим с первого дня ее формирования.
За годы нашего членства в организации ОДКБ так и не стала военным альянсом в его классическом понимании, поскольку так и не «обросла» аналогом 5-ой статьи Североатлантического договора, хотя среди циркулирующих медийных нарративов можно найти, скажем, «российское НАТО». Зато членство в этой организации, где есть Москва и есть «остальные», Москвой же стало рассматриваться как высшая метка в шкале лояльности к Москве и «духовной близости» с ней.
И с первых же лет Независимости руководство Армении и ее политический класс строили свои взгляды на мир на основе того представления, что прямым показателем незыблемости независимости Армении и ее безопасности является состояние отношений с Россией. Следовательно, чем «ближе» к России, тем незыблемее и безопаснее, когда есть неразрешенный конфликт с Азербайджаном и неурегулированные отношения с Турцией.
Эти представления были основаны на «аксиоме», что безопасность – отдельно, развитие – отдельно, и пока безопасность продолжает оставаться приоритетом, то с развитием, тем более с демократией – «можно и подождать». Это не сколько упрек руководству Армении 90-ых, сколько просто констатация, ведь отношения с «демократической» Россией того же периода имели на поверхности вроде как еще и общую ценностную основу, и это так воспринималось не только в Армении, но и во всем постсоветском пространстве.
Процессы сползания в авторитаризм и перехода к недемократическим, а то и антидемократическим практикам, с централизацией коррупции, коррупционной ренты, монополизацией в разных сферах экономики, оформившейся в захват государства криминальной олигархией и его превращение в орудие серийных преступлений – в Армении и России в конце 90-х произошли не только практически одновременно и параллельно, но и были во многом органически связаны. Впоследствии такой же мутации подверглись и постсоветские межгосударственные форматы: СНГ превратилось в некий клуб пожизненных авторитарных правителей, а ОДКБ – в их «военный союз» во главе с Россией, правда, не для всех, в зависимости от степени самодостаточности в обеспечении военной безопасности или наличия конфликтов с фактически прямой вовлеченностью РФ, как в случае с Грузией и Молдовой.
«Родовые травмы» и изъяны этой ассиметричной организации после 90-х стали не только выявляться, но и служить интересам российской верхушки в ее политике «принуждения к дружбе» – сокращения суверенитета «друзей» и «союзников», подрыва их международных позиций и маргинализации на мировой арене, повышения их односторонней зависимости от себя посредством навязывания авторитарных «стандартов» и неких «обязательств». А когда Москва перешла к прямой конфронтации с мировым сообществом в своем стремлении к «многополярному миру», имея в виду, что одним из «полюсов» является она сама, и ей также «полагается своя зона влияния», в Кремле заговорили об «интеграционных процессах на постсоветском пространстве» как «приоритете внешней политики РФ», что и было записано в 2012 г. в новой Концепции внешней политики РФ к периоду формального возвращения В.Путина на пост президента России.
Складывающаяся ситуация в Ереване в контексте обновленной роли ОДКБ воспринималась как «от добра добра не ищут» до того момента, когда наш «стратегический союзник» Россия начала беспрецедентно широкомасштабные поставки наступательного вооружения Азербайджану, лидер которого в ежедневном режиме угрожал войной Армении, а нам стала предлагать еще большее сокращение суверенитета «в обмен на спасение». «Это просто бизнес», – отвечал нам тогдашний генсек ОДКБ. «Это бизнес нашего союзника», – вторили ему высокопоставленные должностные лица и их пропаганда в Ереване, «аргументируя» еще тем, что «это лучше, чем если бы Азербайджан вооружала не Россия, наш союзник, а кто-то другой»…
Но все взорвалось и начало сыпаться с первыми выстрелами четырехдневной Карабахской войны 2016 года, когда по нам стало стрелять российское оружие, положенное в руки режима Алиева.
После войны российское оружие продолжало поступать в Баку, правда, уже не в тех масштабах, хотя, в этом уже и особой необходимости не было, ведь в целом потребности Азербайджана были удовлетворены, а Москва получила более 5 млрд долларов за вооружение, формально, противника своего «союзника»…
ОДКБ хранила «гордое молчание» за все время 44-дневной войны 2020 года, пару раз, может, выразив дежурную озабоченность и не забывая подчеркнуть, что Нагорный Карабах «не входит в зону ответственности ОДКБ, другое дело – суверенная территория Армении». По территории Армении также наносились удары, и это в ОДКБ также «не замечали», но Ереван до конца войны, завершившейся подписанием трехстороннего заявления с Москвой и Баку, продолжал проявлять «понимание» того, почему во всем этом ОДКБ попросту отсутствует.
И вопрос о том, тогда зачем нам такая ОДКБ, встал ребром 12 мая 2021 года, когда подразделения азербайджанских войск продвинулись до трех километров и закрепились на нескольких участках границы на суверенной территории Армении. Официальный Ереван воспринял ситуацию как момент истины, приведя в движение всю наработанную за все годы договорно-правовую базу, потребовав минимум – всего лишь «консультации», согласно статье 2 Устава ОДКБ. В ответ — ни слова осуждения, ни слова о недопустимости, ни слова о моральной поддержке «союзника», подвергшегося фактически интервенции. А после «консультаций» мы получили скандальный ответ лично от генсека ОДКБ, выразившего фактически позицию России (с которой у нас, плюс ко всему, еще целый ворох всяких документов о «союзничестве»). Нам сказали: это «пограничный инцидент» и, оказывается, это также «не входит в компетенцию ОДКБ». Зато нам из Москвы предложили повестку «делимитации и демаркации», которая, видите ли, важна, чтобы в России определились – вторжение это или нет. А азербайджанские войска продолжают оставаться на территории Армении по сей день. Армения и на эту повестку согласилась на «трудных участках», где это вторжение произошло, например, Сотк-Хознавар (марзы Гегаркуник и Сюник), но воз и ныне там.
Стало быть, вопрос не праздный: зачем Армении ОДКБ, что дает нам членство в ней?
Ответ напрашивается: ничего, кроме головной боли. Однако, проблема в другом: готовы ли мы к свободному полету без нее – еще более острый вопрос. Однозначно одно: мы больше не ограничены ни морально, ни политически в том, чтобы считать себя свободными от «обязательств», которыми нам «не позволяется» диверсифицировать свою внешнюю, оборонную политики, политику безопасности, выстраивать новую архитектуру международного военно-технического сотрудничества, чтобы решить нашу сверхзадачу – строительство армии, готовой к войне 5-го и последующих поколений, внедрению самых передовых военных технологий, в чем ОДКБ, Россия – не решение проблемы, а сама что ни есть проблема. Ведь наше поражение в войне 2020 года – это еще и поражение российского оружия, российской организации, российской системы, российского мышления, российской военной школы, самой идеи армяно-российских отношений в том виде, в каком они были последние почти 30 лет, и это все – на фоне тотальной дискредитации и деградации вообще российского присутствия где бы то ни было – как объективной данности.
Однако абсолютно очевидны риски в случае скоропалительных решений, и это неоправданные риски в краткосрочной перспективе. Абсолютно очевидно также, что приоритетом армянской политики ближайших лет параллельно с фундаментальными реформами должно стать обеспечение управления рисками, поиска и формирования реалистичных альтернатив нового качества, и в этом плане диверсификация всех политик – императив дня для всего политического класса Армении, независимо от разнообразных пристрастий его различных сегментов.
