Интервью с директором Международного центра по конфликтам и переговорам (International center on Conflict and Negotiation — ICCN) Георгием Хуцишвили.
— Регионы Ближнего Востока и Южного Кавказа по праву считаются «горячими». Какие, по вашему мнению, между ними существуют различия и сходства?
— Да, это, конечно же, горячие, неспокойные регионы, но очень сильно отличающиеся друг от друга. Южный Кавказ является регионом, который утверждает свою новую постсоветскую идентичность, и этот процесс продвигается с разным успехом у разных стран. Все три страны Южного Кавказа являются устоявшимися государствами, но у них существуют серьезные проблемы с территориальной целостностью, во всяком случае – у Грузии и Азербайджана. Кроме того, наши страны стараются найти сейчас трансрегиональные связи, которые им принесли бы в будущем пользу в плане укрепления стабильности, роста экономики и т.д. Поэтому в последнее время Южно-кавказский регион рассматривается уже в формате Черноморского региона. В данном случае Азербайджан не совсем вписывается в этот формат, но, во всяком случае, это не мешает осмысливать его в рамках Черноморского региона. То есть, в рамках более расширенного понимания Южного Кавказа. Отмечу, что и Турция идентифицирует себя в качестве кавказской страны. У Турции есть серьезные причины говорить об интеграции в расширенном регионе Кавказа. Что касается Ирана, то эта страна больше связана с ближневосточной региональной структурой, чем с южно-кавказской. В этом плане Южный Кавказ находится на полпути между Ираном и Ближним Востоком. И в том случае, если разразится иранская военная операция, наш регион окажется в нее очень болезненно вовлечен.
— Посол США в Израиле Дениэл Шапиро недавно заявил, что его страна завершила разработку плана нанесения удара по иранским ядерным объектам и готова к его осуществлению…
— Я принимал участие в радиомосте, где российский эксперт Павел Фельгенгауэр сделал очередное предсказание – начало войны в Иране. Очень надеюсь, что это его предсказание не сбудется, потому что это действительно станет катастрофой. Не только Фельгенгауэр, но и другие эксперты считают, что в случае войны в Иране Россия может получить некий коридор через территорию Грузии. Коридоры могут быть проложены и через территорию Азербайджана и Армении, с севера на юг будут провозиться некие грузы, в первую очередь военные, что может привести к террористическим актам в наших странах. И Южно-кавказские страны ничего не смогут противопоставить этому, так как здесь будут пересекаться интересы супердержав, а наш регион будет не в состоянии оказать этому какое-либо сопротивление. Я все-таки думаю, что до этого дело не дойдет.
— В другой ближневосточной стране — Сирии достаточно долгий период наблюдается жесткое противостояние власти и оппозиции. Оппозиционные силы Азербайджана, Армении и Грузии давно предрекает «арабскую весну» своим правительствам. Насколько реальна реализация сирийского сценария в странах Южного Кавказа?
— «Арабская весна» — несколько иное явление. Но, конечно, региональное влияние существует, можно даже говорить о влиянии «арабской весны» на процессы, протекающие в России.
Ситуация в Сирии очень напряжена, репрессивный режим президента Башара Асада не получает со стороны международного сообщества соответствующую реакцию, не удается эффективно воздействовать на него. В результате в Сирии очень трагично развиваются события, и пока им не видно конца.
В Грузии, например, ситуация все-таки определяется местными процессами, приближаются парламентские выборы, и общественная активность сосредоточена в основном вокруг них.
Что касается Азербайджана и Армении, то там ситуация очень напряжена в связи с неурегулированностью Карабахского конфликта. И не исключается, что она может выйти из-под контроля. Я считаю, что могут быть серьезные последствия в связи с Карабахским конфликтом для нашего региона в том случае, если начнется иранская операция.
— Вы считаете, что параллельно с Ираном может начаться война в Нагорном Карабахе?
— Нет, но иранские события, так или иначе, повлияют на ситуацию. То есть, из иранской проблемы могут вырасти некоторые ответвления в сторону новой динамики в карабахском процессе. Я не думаю, что в этом случае возможна война. Наоборот, перед лицом очень серьезной соседней военной проблемы все усилия супердержав будут направлены на то, чтобы, воспользовавшись иранской проблемой, кавказские страны не начали под шумок решать свои межгосударственные или внутренние конфликты. Будет полный запрет на это. То есть – ты обязан будешь выполнять свои обязательства в той коалиции, на стороне которой выступаешь.
— Можно ли сказать в таком случае, что война в Иране станет своеобразной гарантией мира на Южном Кавказе?
— Запад не заинтересован становиться перед неожиданностью и, с согласия России, — потребует гарантий от кавказских стран. Скорее всего, США совместно с Россией будут принимать согласованные решения, а странам нашего региона придется под это подстраиваться. Мне представляется, что ситуация будет выглядеть таким образом в случае иранского кризиса. Однако предсказать, как будут развиваться события, очень сложно, и в случае кризиса сложно будет удержать его в определенных рамках. Что касается карабахского конфликта, то он может выйти из-под контроля в случае иранской операции. Существует опасность того, что ситуация на Кавказе может быть полностью дестабилизирована. Поэтому я всеми силами желал бы того, чтобы военная операция в Иране не началась.
— Не вызовет ли массовый исход беженцев в страны Южного Кавказа обострение ситуации в Иране и Сирии? Например, несколько десятков беженцев-махаджиров из Сирии уже поселились в Абхазии…
— В Иране живет примерно 18 млн. азербайджанцев, и некоторые эксперты действительно предсказывают их массовый исход в Азербайджан в случае начала иранской войны. В таком случае Баку встанет перед проблемой принятия огромного количества беженцев. Процесс же возвращения махаджиров в Абхазию, мне кажется, будет ограничен.
Я помню, как абхазские власти пытались создать стимулы для массовой репатриации турецких абхазов, переселить их и улучшить демографическую ситуацию в Абхазии. Этого не получилось. Во-первых, приехавшие сразу же сравнили условия жизни и ведения бизнеса в Абхазии и Турции, что было явно не в пользу Сухуми. Свою роль сыграла также и разница менталитета.
— Израиль подписал контракт с Азербайджаном на продажу вооружения на сумму в 1,6 млрд. долларов. Заметна активность Израиля и в Грузии. Не говорит ли этот факт о том, что Тель-Авив намерен использовать в той или иной степени территорию Южного Кавказа в своем противостоянии с Ираном?
— Как будто бы у нас нормальные отношения, и Израиль заинтересован в том, чтобы иметь здесь партнеров и союзников в лице стран Южного Кавказа. Но сами наши страны со своей стороны серьезных ответных шагов в этом направлении не делают. Например, со стороны Грузии были факты, которые заставили Тель-Авив подходить к взаимоотношениям с Тбилиси более осторожно. В переговоры по освобождению арестованных в Грузии бизнесменов Фукса и Френкеля было включено почти все руководства Израиля, сам президент Шимон Перес. Не понятно, зачем Тбилиси нужно было все так осложнять?
Кроме того, развитие отношений с Ираном со стороны Грузии было также воспринято в качестве своеобразного сигнала Израилю. Получается, что Тбилиси, с одной стороны – стратегический союзник США, страны-партнера Израиля, а с другой стороны идет на сближение с Ираном.
Отвечая на вопрос, могу сказать, что партнерство с Израилем на Южном Кавказе не очень-то и развивается. У Грузии просматривается желание развивать отношения с Ираном, несмотря на напряженные отношения США с этой страной. И это происходит в то время, когда создается международная коалиция во главе с США, которая пытается воздействовать на Иран в связи с его ядерной программой.
— Каков ваш прогноз развития ситуации в регионах Южного Кавказа и Ближнего Востока?
— Я считаю, что очень многое зависит от результатов президентских выборов в США и парламентских в Грузии. Выборы в США будут иметь глобальное влияние на ситуацию в обоих регионах. Выборы в Грузии окажут влияние в региональном масштабе. Если правящая партия Грузии опять получит конституционное большинство в парламенте, то это станет последней каплей для грузинского общества. То есть, общество перестанет надеяться на то, что люди могут, как и в любой другой нормальной стране, конституционным путем добиться изменений. Нынешняя ситуация ненормальна. У нас плюрализм спектра мнений в обществе намного более широк, чем представлено политических сил в парламенте. И ситуация требует того, чтобы парламент был адекватным отражением настроений в обществе. У нас же парламент представляет собой трибуну одной правящей партии, что, к сожалению, напоминает времена СССР.
В Грузии люди действительно ожидают политических изменений в результате выборов. И если этого не произойдет, то это вызовет развитие протестного движения уже после выборов.
Беседовал Ираклий Чихладзе
