Микаел ЗОЛЯН
Политолог
Ереван
Так называемая «арабская весна» в какой-то мере оттенила события в Иране лета 2009 года, когда после спорных президентских выборов в стране развернулись массовые движения протеста. Правда, Иран продолжает оставаться в центре внимания как международного сообщества, так и нашего общества, но связано это в основном либо с ядерной его программой, либо внешней политикой в регионе.
Даже если и говорится о внутренней ситуации в Иране, то в основном в ракурсе противоречий между президентом и духовным лидером. «Движение зеленых», которое два года назад, как казалось многим, должно было стать той самой силой, которая определит будущее Ирана, оказалось за бортом политических процессов. Правда, «арабская весна» нашла отклик и среди иранских оппозиционеров, но попытки поднять новую волну были без труда нейтрализованы властями. Тем не менее, независимо от того, как сложится в дальнейшем судьба «зеленых», события лета 2009 года уже оставили неизгладимый отпечаток не только в Иране, но и во всем Ближнем Востоке.
Как и во многих странах мира, события в Иране летом 2009 года представляются в довольно примитивном ключе. Существует два основных подхода: часть рассматривает события в Иране как «заговор, организованный извне», другие – как демократическая революция против исламских порядков.
Обратимся сначала к «внешнему заговору». Многие в Армении и в постсоветских странах вообще, следуя ставшей популярной теории заговора (конспирологической теории), рассматривают то, что произошло в Иране, как результат некоего заговора, который управлялся с Запада и имел целью сменить независимый, проводящий антизападную политику режим Ахмадинежада прозападными силами. Обуславливание массовых общественных движений заговорами третьих сил само по себе подход сомнительный. Пожалуй, извне можно организовать вооруженный мятеж или военный переворот, которые могут быть представлены как проявление «народной воли». Но вряд ли есть и когда-либо появятся «технологии» (один из базовых терминов постсоветской конспирологии), которые могут позволить спецслужбам одних стран вывести на массовые акции протеста тысячи людей в другой стране, если для восстания нет серьезных предпосылок внутри страны.
Но если даже теоретически принять, что в некоторых случаях теория заговоров может иметь нечто общее с реальностью, то к событиям в Иране 2009 года это явно не относится. Даже если забыть на миг, что в митингах принимали участие миллионы людей, которые представляли различные категории и сословия иранского общества, одного только перечисления лидеров оппозиции достаточно для того, чтобы понять – их ни в коем случае нельзя назвать агентами иностранных служб. Среди них — Мир Хосеин Мусави, экс-премьер Ирана, который был одним из ключевых фигур страны во времена Хоменеи, а также экс-президенты Мухамад Хатами и Хашеми Рафсанджани (последний – не явным образом). Оппозицию поддерживал и айатолла Хусейн Аль Монтазери, который в 1980-х считался самым приближенными соратником и наиболее вероятным наследником Хомейни . В рядах сторонников оппозиции были также сотни других известных деятелей, которые либо принимали активное участие в исламской революции, либо в различные периоды занимали в системе исламской республики высокие и средние должности. Полагать, что все эти люди управлялись секретными службами третьих стран, означает думать, что значительная часть политической и интеллектуальной элиты Ирана находится под непосредственным влиянием внешних сил.
Сказанное вовсе не означает, что Запад или внешние силы не имеют своих интересов во внутренних делах Ирана. Запад действительно симпатизирует оппозиции, хотя относится к ней с оговорками (в частности, потому, что большинство оппозиционеров выступают за ядерную программу Ирана и даже критикуют Ахмадинежада за слишком уступчивую позицию в этом вопросе). Правда, западные СМИ не жалеют сил для того, чтобы представить оппозиционное движение в позитивном ключе, а некоторые руководители западных стран даже выступили с осуждением насилия против оппозиции, тем не менее, руководство США было довольно осторожно и так и не выразило решительной поддержки оппозиции, поскольку США пытались сохранить возможность продолжить переговоры с Ахмадинежадом по поводу ядерной программы.
С другой стороны, Россия и Китай симпатизировали Ахмадинежаду, опять же с оговорками. Эти страны оказали существенную моральную поддержку Ахмадинежаду сразу после выборов, поздравив его с одержанной победой. Более того, сразу после спорных выборов Амадинежада приняли с визитом в России, где он принял участие в саммите Шанхайской организации сотрудничества в Екатеринбурге, что стало для него существенной моральной поддержкой. Содействие России Ахмадинежаду так возмутило иранских оппозиционеров, что во время митингов к лозунгу «марг бар диктатор» (смерть диктатору) прибавился еще один — «марг бар Русие» (смерть России). Но, какой бы ни была позиция третьих сил, очевидно, что они лишь пытались повлиять на развитие событий в Иране и сорвать с них определенные выгоды, а причины событий следует искать внутри страны.
Вторую модель, по которой представляются события 2009 года в Иране, можно охарактеризовать так: демократическая, прозападная оппозиция борется за свержение системы исламской республики. Этот подход довольно примитивно представляет ситуацию в Иране и не отражает полную картину. Действительно, многие из участников митингов боролись во имя демократии, но различные группы внутри оппозиции по-разному представляли себе эту самую демократию, так же, как плохо представляют будущее исламской республики.
Как уже было отмечено, большинство лидеров оппозиции являются представителями политической элиты, пришедшей к власти в результате исламской революции, и хотя они и предпринимали попытки трансформировать политическую систему в стране, задача свержения исламской республики не ставилась. Многие оппозиционеры разъясняли суть своей борьбы так: наша цель – чтобы система правления действительно соответствовала названию «Исламская Республика Иран», чтобы это была не только «исламская», но и «республика». Так что, лидеры оппозиции, да, действительно боролись за демократию, но их представления о ней явно отличались от западного восприятия демократии. И сегодня сложно представить, как все сложилось бы, одержи в 2009 году победу оппозиция, хотя вполне вероятно, что в результате этой победы случился бы не демонтаж системы исламской республики, а возврат к умеренной либеральной политике времен Хатами. Другой вопрос, что развитие событий, не зависимо от лидеров оппозиции, мог бы привести к более резким переменам.
Что касается «рядовых» членов оппозиционного движения и симпатизантов, их круг довольно широк, представляет самые различные категории населения Ирана, и их восприятие целей борьбы существенного разнится. Скажем, в движении участвовали жители крупных городов, принадлежащие к среднему сословию озападненные светские молодые женщины, которые видели в движении шанс упразднить гендерную дискриминацию, навязанную исламской республикой. С другой стороны, помимо тысяч светских интеллигентов и представителей искусства, в рядах осуждающих политику Ахмадинежада и их сторонников были представители шиитского духовного сословия, которые по тем или иным причинам настроены критически в отношении режима Хаменеи и Ахмадинежада. Безусловно, все эти категории по-разному представляли себе цели борьбы, и не всегда эти представления соответствовали западному восприятию демократии.
Как бы то ни было, «зеленому движению» так и не удалось победить. Но, как показывает история, с точки зрения долгосрочной перспективы даже поражения могут оказывать мощное давление на ход событий. Так, волна революций 1848-1849 гг. (Весна наций) в Европе завершилась подавлением революций, но авторитарные режимы, против которых они были направлены, утеряв легитимность в глазах европейцев, просуществовали недолго. Они либо вынуждены были пойти по пути постепенных реформ, превратившись в конституционные автократии, либо развалились, не выдержав конкуренции более прогрессивных систем. Попытки революций в Венгрии в 1956 году и Чехии в 1968 также были подавлены, но для советской системы они возымели судьбоносное значение, продемонстрировав банкротство советской идеологии. Если до этого советская система государственного социализма была довольно привлекательной для значительной части западного сообщества как альтернатива капиталистической системе, то события 1956 и 1968 годов четко продемонстрировали, что система эта зиждется на силе, и она стала терять легитимность как система, отражающая волю «народных масс». Студенческие движения в 1960-х и особенно в 1968 году во Франции и других странах Запада так и не достигли серьезных политических успехов, но они способствовали трансформации системы ценностей этих обществ.
Точно также несвершившаяся революция 2009 года в Иране может иметь довольно серьезные последствия. Сейчас пока сложно осмыслить и оценить эти последствия, но определенные предположения можно сделать. События лета 2009 года сыграли важную роль в подготовке «арабской весны» 2011 года. И не только потому, что в Иране впервые была сделана попытка применить телефонные сообщения и интернет-сайты, в частности, социальные сети и youtube, для организации многотысячных митингов. Гораздо важнее то, что движение лета 2009 года в Иране показало обществам мусульманских стран, что мирное, ненасильственное движение может стать мощной силой, способной бросить вызов даже самой могучей государственной системе.
Подобные массовые движения в мусульманских странах были и раньше, но, как правило, они были направлены либо против Запада, либо пользовавшихся западной поддержкой диктаторов. В 2009-м впервые движение было направлено против режима, который был сформирован в результате исламской революции и конфронтации с Западом. Это стало для ближневосточных обществ еще одним знаком того, что причины проблем и пути их решения следует искать в недрах своих обществ, а не пытаться списать все беды на колониальную политику Запада и Израиля.
Сегодня сложно говорить о том, какие последствия могли бы иметь события в Иране в 2009 году. Определенные представления по этому вопросу может дать опыт прежних коммунистических стран. В 2009 году политическая система, которая сама была рождена в результате революционных движений масс, оказалась в роли репрессивной силы, подавляющей революционное движение. В этом смысле влияние, которое возымели события 2009 года на политический ислам иранского толка, сравнимы с последствиями событий 1956 и 1968 гг. для стран советского социализма. Как показывает опыт коммунистической системы, когда рожденная революцией и строящая свою легитимность на революции система сама оказывается в репрессивной роли, она может оказаться перед лицом серьезных проблем.
Какой выход найдет политическая элита Ирана их сложившейся ситуации, сложно сказать. Пожалуй, самым лучшим выходом стало бы согласие между реформаторами и консерваторами, на которых разделилась иранская политическая элита, потому что именно такое согласие позволит реформировать страну без потрясений. Возможно, иранская политическая элита предпочтет «китайский путь» — сохранение закрытой политической системы при либерализации экономики, хотя этот путь гораздо сложнее реализовать в условиях экономических санкций в отношении Ирана со стороны Запада. Самым безопасным путем может, пожалуй, показаться тот, что именуется «южнокорейским» вариантом – полное уничтожение внутренней оппозиции под предлогом мобилизации перед лицом общего врага и построение абсолютно закрытой политической системы. Этот вариант, думаю, не просто нежелателен для Ирана и региона в целом, но и маловероятен. В Иране современное развитое общество, способное найти выход даже из нынешней сложной ситуации.
И, наконец, пара слов о том, какое воздействие могут иметь эти события на отношения между Ираном и Арменией. Модель отношений, существующая сегодня, обусловлена геополитическими интересами обеих сторон и не зависит от того, какие силы придут к власти в Иране. Отношения между Ираном и Арменией были установлены во времена умеренно консервативного президента Рафсанджани, получили развитие в бытность реформатора Хатами и продолжали развиваться во время радикального консерватора Ахмадинежада. Но ситуация в регионе в целом может заметно улучшиться, если иранская политическая элита сумеет реформировать политическую систему страны и урегулировать отношения с Западом. Подобные развития могут возыметь революционное воздействие на весь регион, изменив соотношение сил на Южном Кавказе. У Армении в этом случае могут появиться возможности, которые сегодня даже трудно вообразить – начиная с экономических и энергетических проектов и до урегулирования конфликтов и формирования новой системы безопасности. Но это уже тема для другой статьи.
A supporter of defeated presidential candidate Mousavi is beaten by government security men as fellow supporters come to his aid during riots in Tehran, Iran, Sunday, June 14, 2009. (AP Photo)
