Интервью писателя Александра Архангельского Медиамакс
— Весной Вы объявили, что вместе с Татьяной Сорокиной начинаете новый проект и обяъвили сбор средств «на будущий фильм о сардинце, который стал русским иеромонахом и специалистом по древнеармянской церкви, и о том, где у человека Родина в мире нового кочевья».
— Это отец Джованни (Иоанн) Гуайта. Он специалист по древнеармянской церкви, и он брал интервью у Католикоса Гарегина Первого. Эта книжка, надеюсь, будет переиздана, потому что она замечательная.
Снимать мы будем, конечно не туристический фильм. Мы сядем в самолет вместе с ним, отправимся сюда, и посмотрим его глазами на Армению как на страну, которая научилась сохранять чувство Родины поверх всех границ, выпадая из истории, возвращаясь в историю.
Бывает эмиграция бесполезная, а бывает полезная. Что значит бесполезная? Это когда люди просто спасают сами себя и не встраиваются в культуры окружающих стран: или растворяются в них полностью, или начинают сохранять все полностью, как было на Родине.
Россия вступила в драматический период — это новая волна эмиграции, причем массовой в одном слое. Если посчитать на 140 миллионов жителей России — это еще терпимо, но это эмиграция в одном слое, в одном кругу, в нескольких крупных городах, и конечно, эти потери будут очень ощутимы.
— Те русские, которые приехали в Армению за последние 1,5 года, в хорошем смысле, нивелирует те проблемы, которые есть сегодня в отношениях Армении и России, проблемы, ставшие очевидными после войны 2020 года. Если упростить, испортилось ли на что-то в отношениях Армении и России?
— О какой Армении и о какой России мы говорим? О политической Армении и политической России?
— Прежде всего, да.
— Многое изменилось. И сегодня происходят драматические изменения.
Очевидно, что Армения обсуждает трагический для себя вариант. Возможно то, что мы видим — переговорный вариант — политически необходим, не знаю, я не политик. Но с точки зрения культурной и исторической — это трагический для Армении вариант. То, что предлагают Армении переговорщики — выбор примирения после того, что было, это трагедия.
Не мне давать советы, что правильно, что нет. Я просто сострадаю. Это единственно возможная позиция со стороны. Россия, конечно, играла, и по-прежнему хотела бы играть большую роль. Она пыталась сыграть какую-то положительную роль, но потом ей стало просто не до Армении. Армения была брошена на произвол судьбы, один на один с войной.
Но как только появились западные игроки, которые могут занять это переговорное место, Россия немедленно начала возвращаться.
Я почувствовал в людях обиду, это ощущалось как предательство. Я часто бываю в Армении, много беседую с людьми и не знаю, есть ли где-нибудь еще такая любовь по отношению к России и к русским. Сейчас разговор не про политиков, а про людей, про сообщества.
Российская позиция — сначала слишком жестко диктующая свои интересы, потом — отошедшая в сторону, и не желающая учитывать армянские интересы. Люди за пределами политического поля это почувствовали. Человеческие судьбы — это третий аспект. Армения открыла двери для огромного количества россиян. Будет свинством, если россияне, нашедшие прибежище в Армении, не ответят на это не просто любовью, а солидарностью и всем, чем они могут ответить, находясь здесь и сейчас, свидетельствуя перед миром о бедах, с которыми сталкивается Армения.
Мне кажется, такого как сейчас, никогда не было — предельно жесткие политические расхождения и предельно тесное схождение человеческих судеб. Два процесса, на которых мы сейчас раскачиваемся как на качелях.
— Поскольку вы здесь часто бываете, есть ли у Вас понимание: Армения знает, чего хочет?
— Я знаю, что Армения знает, чего она не хочет. Она не хочет больше войны, она устала. Героизм по-прежнему есть, и нам известны примеры этого невероятного героизма, но у меня такое ощущение, что страна устала от состояния войны. На что она готова, чтобы войны не было, я не знаю, я должен буду принять тот выбор, который будет сделан Арменией.
Но российские политики должны твердо сказать, где их интерес. Они должны определиться в долгую, не сиюминутно, вне зависимости от того, какие выборы предстоят, какие выборы прошли, появились ли на Лачинском направлении «экологи», или исчезли.
После 24 февраля 2022 года на этот процесс в России просто «забили» — простите за не очень красивое слово, но это правда. После 24 февраля 2022 Россия занималась армянским «сюжетом», или не занималась? У меня ощущение, что не занималась, но потом, почувствовав, что Запад пришел в качестве нового переговорщика, решила быстро вернуться, помешать Западу, но вот помочь ли Армении — не знаю.
— В 2009 году Вы писали: «Что предпочесть – привычное, но гордое прозябание, в очень важных, но стратегически бесперспективных мифах 20 века или перемену культурной участи? Перемену участи или все же конвертацию многовековой истории в современные реалии? Замыкание в провинциальной самости или игру на опережение истории – без утраты памяти и своеобразия? В этом отношении Россия и Армения, при всей разнице масштабов и реалий, находятся в одной и той же фазе. Драматической. И ключевой. Мы и там и тут зависли между доморощенностью и устремлением в будущее, которое неосуществимо за пределами пространства мировой цивилизации, куда нам всем и хочется, и колется, и куда нас вроде бы манят, но где в реальности не очень-то и ждут».
Если не знать, что Вы писали это 14 лет назад, то может показаться, что написано в наши дни.Видите ли Вы возможности для нового сближения Армении и России в политическом смысле?
— Я могу взглянуть на ситуацию глазами российских политиков: «нам бы разобраться с тем узлом, который мы завязали и развязать не можем, мы в состоянии полураспада, мы рискуем потерять единство своей страны, ну какую мы можем играть роль?».
Конечно, Россия хочет удержать контроль за этой частью земли – я сейчас называю вещи своими именами. Но вложиться в это военными, экономическими, или политическими ресурсами мы не можем. Армения – страна небольшая, ей нужно понимать, с кем она взаимодействует, кто сильный сторонник, а кто — слабый сторонник, а кто вообще делает вид, что он сторонник. Конечно, Армения будет лавировать, и это лавирование будет вызывать в российских элитах еще больше раздражения и неприятия.
Я не верю в сближение, кроме как в области культуры. В области науки, гуманитарных проектов — верю, в области политических – нет.
— Реалистично ли ожидать, что в условиях, когда нет нормального взаимодействия между политическими элитами, контакты между людьми могут может сохранить какой-то уровень отношений? Условно говоря, если Россия, российское руководство решит отвернуться от Армении, мне кажется, никакие культурные контакты повлиять на это решение не смогут.
— Если бы я верил в то, что то политические процессы и политические элиты — вечные, я бы с Вами полностью согласился. Но они меняются. И я на это надеюсь. Культурные, человеческие контакты сами по себе ничего не решат, и никогда в истории не решали. Но они могут сохранять почву для будущего разворота. И эта элита уйдет. Поменяется все. Вопрос в том — сохранятся ли эти контакты, сохранятся ли эти узлы? Я осторожный оптимист в том, что касается низового уровня, и тотальный пессимист в том, что касается верхушечного.
