Классификация и подразделения социального насилия, в целом, различны и сильно отделены друг от друга как области исследования. Военное насилие осуществляется в определенном идеологическом контексте. Среди разных видов военного насилия демонстративное и снятое на камеру, телевизированное политическое насилие и его нелетальные, летальные, пост-летальные и так называемые экстра-летальные проявления занимают особое место из-за своих беспрецедентных пропагандистских возможностей. Что такое телевизированное насилие, то есть постановочные акты насилия, спродуцированные для потребления широкой публикой, в частности в рамках армяно-азербайджанского конфликта?
Отправные точки настоящей статьи и логики теле-насилия следующие.
Общечеловеческая проблема войны заключается в том, что она создает социальный контекст и факторы, меняющие людей.
Это создает триггер особой ситуации безнаказанности и дает простор «темным силам» в нас, как сказал бы исследователь динамики насилия Стивен Пинкер.
В ситуации войны вырабатывается специфическая реальность, порождающая крайние эмоциональные состояния – обострение чувств от чрезмерной склонности к жестокости и насилию, вплоть до скатывания к утрате человеческого лица, до высшей степени нравственности.
В таких контекстах не работает то, что должно сдерживать насилие и убийства – это наказание.
В случае затяжного конфликта десятилетиями культивируемая идеология расчеловечивания противника (ровно как в случае с алиевским режимом) подрывает сдерживание развязанного насилия и порождает безнаказанность и даже поощрение насилия.
Политическое насилие, в частности его телевизированная и медийная разновидность, имеет прямую аналогию с террористическим актом, целью которого является не столько причинение вреда жертве (в случае насилия со смертельным исходом ей уже все равно), сколько стремление придать акции максимальную огласку. Подобный поведенческий подход приводит к типологии такого политического насилия как террористического акта. Террор – это политическая деятельность, целью и сутью которой является гласность.
Телевизированное или медиатизированное насилие, значительно увеличивающее охват аудитории и слушателей, выступает как закодированная сигнализация, форма коммуникации, сообщения, адресованные не только врагу, но и для внутреннего потребления. Демонстративное или теле-насилие также является инструментом доминирования, то есть оно переплетается с властными отношениями с конкретной целью переписать эти самые властные отношения, утверждая доминирующее положение над врагом.
В осуществлении теле-насилия работает также фактор личного тщеславия и самоутверждения, так как считается, что материализация насилия не есть удел слабаков. (Рэндал Коллинз, изучая микротеорию насилия, утверждает, что насилие не дается легко. Чтобы столкновение с насилием было успешным, необходимо преодолеть панику и страх и занять позицию доминирования одного над другим). Более того, теле-насилие может работать как социальный капитал и дает доступ для вершителей насилия к особому статусу представителя азербайджанского народа.
Насилие может также действовать как привычка. Примеры тривиализированного насилия есть как в международном опыте, так и в истории последней Карабахской войны. Международные кейсы связаны с рассекречиванием записанных на пленку разговоров нацистских офицеров в британской тюрьме. Последние, среди прочего, регулярно рассказывали о совершенном насилии: я проснулся утром, принял душ, позавтракал, изнасиловал вражескую женщину, пытал кого-то, пообедал … Все было произнесено на одной эмоциональной ноте. Антрополог Вина Дас писала об индийском опыте, о том, как насилие интегрируется в повседневную жизнь. Она исследует случаи крайнего насилия в ходе раздела Индии в 1947 году, а также резню сикхов в 1984 году после убийства Индиры Ганди. Упомянутый выше социолог Рендал Коллинз также говорит о насилии в динамике как о забаве и развлечении.
О терминах и понятиях. Транслируемое по телевидению или медийное насилие оперирует понятиями, заимствованными из театра (спектакль) и перформанса (шоу). Телевизионное насилие определяется как постановка, запись и распространение через социальные сети индивидуального или группового убийства «врага» (солдат, гражданских лиц или военнопленных) в контексте войны и после нее. Шоу-видеозапись насилия часто сексуализируется и содержит элементы так называемого экстра-летального насилия, такие как надругательства над личностью, принуждение захваченных жертв к повторению некоторых идеологических слов и слоганов, пение и танец перед убийством, медийное позирование раненых или мертвых тел жертв, волочение тел (как мертвых, так и живых) по асфальту, сжигание жертвы заживо или сдирание с них кожи. Организация всей этой деятельности не только требует дополнительных усилий, но и изрядно вредит репутации.
Говоря повседневным языком, сожжение и обезглавливание жертвы представляют собой зверство. Термин «не-летальное насилие» вводится в академический язык, чтобы не использовать слишком широкое слово «зверства», заменить его чем-то более операбельным и более четко определяемым. Чтобы внести концептуальную ясность в такие акты, канадская исследовательница Ли Энн Фуджи предложила термин «экстра-летальное насилие» для обозначения «лицом к лицу актов насилия, которые нарушают общепринятые нормы надлежащего обращения с людьми и их телами». Главная загадка экстра-летального насилия заключается в том, почему оно вообще происходит. Зачем рисковать дальнейшими последствиями в виде судебного преследования, тюремного заключения или общественного неодобрения, применяя экстра-летальное насилие, когда есть альтернативные терроризирующие убийства, которые не нарушают так вызывающе общепринятые нормы? — задаются вопросом исследователи войн.
Контексты политического насилия. Этнополитическое насилие между азербайджанцами и армянами имеет довольно долгую историю. Однако я предлагаю сосредоточиться на примере насилия, имевшего место в начале карабахского конфликта в позднем Советском Союзе (от Карабахского освободительного движения до Первой карабахской войны 1988-1994 гг.). Спонсируемое государством насилие вспыхнуло в северной части Карабаха, особенно в населенном армянами Шаумяновском районе, во время довоенной фазы карабахского конфликта. Это случилось в ходе операции «Кольцо», проведенной в апреле-мае 1991 года совместными силами МВД СССР и азербайджанских спецподразделений (ОМОН). В довоенный период в Карабахе (1988-1991 гг.) негосударственные учреждения или субъекты также инсценировали показательные и запугивающие убийства простых крестьян-армян (т.е. пастухов, скотоводов, работников ферм и скотников). Их расчлененные тела и останки были подброшены в родную деревню жертвы. Демонстрируемые акты насилия, в том числе и убийства, имели четкую функцию — устрашающий сигнал.
Этно-политически мотивированное насилие достигло своего пика во время первой карабахской войны. В то время обычные журналисты не могли документировать войну из-за отсутствия технических средств, это могли делать только специальные фотокорреспонденты или военные корреспонденты, оснащенные фото- и видеокамерами. Тем не менее, во время первой войны уже можно было зафиксировать, условно говоря, традицию насилия и насилие традиции. Акты жестокости без разбора были направлены против всего этнического армянского населения советского Карабаха, будь то военное или гражданское население, взрослые или дети.
Другой эпизод – военная эскалация в апреле 2016 года на так называемой линии соприкосновения (ЛС) между Карабахом и Азербайджаном, которая длилась всего четыре дня. Однако, несмотря на кратковременность войны, в отношении армянских призывников (18 человек), захваченных азербайджанскими вооруженными силами, были применены самые различные модели политического насилия. Среди широкого спектра насильнического поведения были выделены обрядовые убийства с пытками особой жестокости. Есть представление, что судмедэксперты могут установить, были ли пытки и расчленение тела совершены на живом человеке или после его смерти (применялись обе стратегии). В день наступательной операции 2016 года в приграничном селе Талыш в своем доме была убита пожилая супружеская пара, не желавшая покидать свой дом из-за возрастной слабости. Продемонстрированное насилие также осуществлялось с элементами издевательства: выкалывали глаза, отрезали уши и другие части тела. Телефонные камеры и социальные сети тогда еще не были широко распространены среди простых людей. Однако возвращение тел призывников или того, что от них осталось, позволило реконструировать убийства. Участковый врач Мартакертской больницы Лида А., с которой мы беседовали в октябре 2016 года, принимала останки солдат в полиэтиленовых пакетах, некоторые из которых умещались на ладони.
Масштабное насилие против гражданских и военных этнических армян в Карабахе вновь произошло осенью 2020 года во время Второй карабахской войны 2020 года. В принципе можно предположить, что убийства и истязания армян особо не отличались от предыдущих, за исключением одного технологического факта. Они были тщательно срежиссированы и записаны на видеокамеры, после чего тут же были растиражированы и опубликованы в различных социальных сетях и пабликах. На широко распространенных видео убийцы не скрывали лиц и не искажали голоса. Наоборот, иногда они лезли в камеру, гордо выставляя напоказ свои «геройства». Подобное поведение свидетельствовало о культуре безнаказанности такого рода бесчеловечного насилия, а также о том, что с таким поведением связано обретение или накопление некоего символического капитала.
Во время 44-дневной войны азербайджанские солдаты со своих военных постов писали этническим армянам в социальные медиа (в том числе мне и моим близким), хвастаясь своим насилием и победами. Я также узнала от пары азербайджанцев, что одно из зарегистрированных убийств неоднократно показывали по бакинскому государственному телевидению. Под влиянием негативных отзывов зрителей через несколько дней его в итоге пришлось снять с демонстрации. Видео с фронта представляло собой крупный план «официальной» казни 18-летнего призывника-армянина. Как написал мне азербайджанец, посмотревший ролик по телевидению, «глаза армянских жертв проникли в сердца зрителей глубже, чем победоносный «героизм» их мучителей». Как минимум два человека, взрослые мужчины – азербайджанец и турок — написали мне в мессенджере Facebook, что после просмотра этого видеоклипа они плакали и не могли уснуть всю ночь. Интересно, что такого рода театральное и задокументированное насилие, хотя и с восторгом воспринятое азербайджанскими властями, тем не менее оказало контрпродуктивное воздействие не только на внешнюю, неазербайджанскую, но и на ее внутреннюю аудиторию.
Маргарита ИЗМАЙЛОВА
Социолог, выпускница ВШЭ
Санкт-Петербург
