То ли по иронии судьбы, то ли по случайному стечению обстоятельств, оставим это на усмотрение исследователей, оглушительная победа партии Справедливости и развития (AKP) 21 год назад на ноябрьских парламентских выборах 2002 года, благодаря которой Турция вступила в эпоху правления Эрдогана, была обусловлена разрушительными землетрясениями в Измите и Дюздже 1999 года и возникшим в 2001 году глубинным финансовым кризисом.
Мозаичное правительство Турции того времени, в которое входили представлявший наиболее левое крыло кемализма Бюлент Эджевит, являющаяся политическим крылом «Серых волков» партия Националистическое движение (MHP) и сформированная после последнего военного переворота при прямом поощрении Генштаба Турции право-консервативная Родина (ANAP), в то время оказалась абсолютно неспособной управлять кризисом.
Подвергавшемуся репрессиям со стороны военных, судов кемалистского государства, спецслужб исламизму каждый раз, пользуясь минимальными люфтами демократических основ кемалистского государства, удавалось обеспечивать свою преемственность, создавая вместо очередной запрещенной политической структуры новую. Долгое время движение трансформировалось внешне, оставаясь по сути верным своему харизматичному лидеру Эрбакану и аутентичному турецкому варианту исламизма («Millî Görüş» — национальное видение), а также антизападничеству и антикемализму. К 1994 году движение, имевшее многочисленные вывески и гибкую политику и на тот момент называемое Партией благоденствия (RP), достигло серьезных успехов на местных выборах, наиболее ярким и громким из которых, безусловно, стала победа на выборах мэра Стамбула 40-летнего Реджепа Тайипа Эрдогана, с молодых лет приверженного исламистскому движению.
Примечательно, что победе этой силы предшествовал скандал, связанный с именем стамбульского чиновника, занимавшегося проблемами водоснабжения и сточных вод. Супруга последнего, возмущенная тем, что бывшая половина предпочла ей более молодую пассию, опубликовала данные о развратной жизни своего экс-благоверного и о невероятном для чиновника столь низкого уровня состоянии. Весь Стамбул и не только говорили о коррупции кемалистской знати и безнравственности ее частной жизни.
Эрдоган проявил себя как эффективный менеджер, городские инфраструктуры были приведены в порядок, но в присущей кемалистскому «глубинному государству» примитивной, но эффективной манере его градоначальство было прервано арестом в 1997 году. Причиной ареста стала цитата из идеолога турецкого национализма, младотурка, а далее кемалиста Зии Гекальпа: «Мечети — наши казармы, купола — наши каски, минареты — наши штыки, а правоверные — наши солдаты…».
Спустя несколько месяцев была запрещена Партия благоденствия, которая очень скоро возродилась как Партия добродетели (FP). Но для того, чтобы получить полное представление о сути эрдоганизма, его успехах и перспективах нынешней Турции, следует обратить внимание на «период после благоденствия», а конкретнее – раскол движения и образование новых сил – эрбаканской, подчеркнуто антизападной исламистской партии Счастья (SAADET) и умеренной, позиционирующей себя как сторонник исламистской демократии, демократического консерватизма и турецкого патриотизма (не националистического) Партии справедливости и развития. Контраст между двумя ветвями метко описал экс-президент Турции, бывший соратник Эрдогана, а ныне его оппонент Абдулла Гюль: «Наше видение противоречило другим партиям… Мы считаем, что стремление к модернизации и мусульманство дополняют друг друга. Мы признаем либерализм, права человека и ценности современных рыночных отношений». Многие могут припомнить Гюлю страницы из его биографии, прямо противоречащие правам человека, либеральным и рыночным ценностям, а также довольно активное участие до некоторых пор в деле демонтажа светского государства, но цель этой ссылки – показать четкую разницу в мировоззрении «милли геруша» и новой политической партии.
С сегодняшней точки зрения, с учетом возможности оценить динамику и итоги последних 20 лет, можно аргументированно полагать, что прошедшая через прерванное градоначальство в Стамбуле, систематический запрет партии, личные преследования, проводившая с малых лет борьбу с кемалистским государством группировка во главе с Эрдоганом применила известный в политике трюк – отказ от радикальных лозунгов и программных требований, имиджевых проявлений и, как результат — ослабление противоборствующего государственного аппарата и правящего истеблишмента с одной стороны и расширение электоральной базы – с другой. Получившая на выборах в ноябре 2002 года за счет избирательной системы, ограничивавшей со стороны кемалистов представительство исламистов, леворадикалов и меньшинств, 34% голосов АКР забрала две трети мандатов и приступила к демонтажу оплотов кемалистской республики.
На первом этапе два из провозглашенных Ататюрком принципа – популизм и реформаторство – стали основными факторами упразднения остальных четырех. Методично снимались антиисламские табу, началась концептуальная борьба против националистической революции и ее лидера Кемаля, с синхронным продвижением мифологемы об османском «золотом веке». Позолоченные, стерилизованные представления об османских султанах, как правило, страдавших садистскими наклонностями и совершивших массовые убийства, внушались туркам и не только им посредством даже гламурных сериалов. Справедливости ради следует отметить, что на начальном этапе правления, в рамках борьбы с турецким национализмом, впервые в истории республики была легализована идентификация «курд».
Однако, наиболее важным, поворотным изменением, которое почти исключило возвращение классического кемализма, стал государственный капитализм, именуемый кемалистами «элитизмом» и воспринимаемый современными левыми кемалистами как турецкая социал-демократия. Массовая денационализация экономики, повышение значимости частной собственности, упразднение препятствующей предпринимательству бюрократии и догматических скреп не только обеспечили серьезнейший рост экономики и благосостояния, но и привели к беспрецедентному прогрессу и процветанию миллионов турок, проживающих вне крупнейших 3-4 городов, загнанных кемализмом на второй-третий план и скованных многочисленными видимыми и невидимыми инструментами «глубинного государства». Более того, в результате последовавших за экономическими трансформациями демографических изменений начали меняться облик ведущих городов и местная культура. Началось «наступление села на город» в духе маоизма и насильственное ограничение роли «глубинного государства» («Дело Эргенекона», срыв попытки госпереворота 2016 года и дальнейшие гонения) и массовые репрессии в отношении национальных меньшинств, либералов и левых, независимой судебной системы, прессы, гражданских и профессиональных сообществ. И, разумеется, установленная конституционным референдумом 2017 года с небольшим отрывом — 51,4% система президентского правления, со всеми ее подчеркнуто султанскими намеками, начиная с переезда в 1000-комнатный дворец и кончая более 27 тыс. уголовных дел, возбужденных в связи с оскорблением султана-президента.
Чтобы понять политический ландшафт Турции, необходимо учесть важное обстоятельство — то, что относительный электорат АКР колеблется в пределах 45-48%, и в деле репродукции и сохранения власти Эрдоган вынужден был принять в качестве младшего партнера националистическое движение с его не османистской, а пантюркистской, радикально шовинистической повесткой. В итоге реваншистская неосманская пропаганда сопровождается тезисами о создании Великого Турана. Можно с уверенностью утверждать, что амбиции Эрдогана выстроены на самых экспансионистских в мире и в то же время самых абсурдных мифологемах. Но пробужденная реформами Эрдогана провинция переваривает и это, ибо она в той же мере антипросветительская, не светская, отвергающая индивидуальность, экспансионистская, шовинистическая, стихийно авторитарная и так далее. Ни появление новой олигархии эрдогановского периода, ни миллиардные коррупционные скандалы (привет бедному главе стамбульского водоканала), ни финансовый кризис, в разы превышающий масштабы 2001 года, ни страшное землетрясение, беспрецедентное в истории по территориальному охвату, которое раскрыло всю мутную коррупционную суть эрдогановского «экономического чуда» (в большинстве оказавшихся в зоне землетрясения вилайетах Эрдоган получил беспрецедентный процент голосов) не могут убедить специфический электорат в целесообразности вернуться под прежнее – элитистское, прозападное «иго» и поставить под сомнение свою турецкую идентичность в ее классическом смысле.
На президентских выборах 14 мая Эрдоган с довольно большим отрывом обошел своего основного оппонента, а коалиция AKP-MHP, с определенными потерями, которые, однако, оказались далеки от завышенных ожиданий международных политических и экспертных кругов, сохранила парламентское большинство. В этой связи влиятельная Foreign Policy не скрывает явной иронии в статье от 17 мая: «(…) в многочисленных авторитетных редакционных статьях, подкастах и телепередачах опытные политические аналитики определяли линию, согласно которой победа Кылычдароглу не только возможна, но и станет наиболее вероятным итогом воскресного голосования».
Третье место на президентских выборах занял этнический азербайджанец, мусульманин-шиит, известный своим радикальным национализмом, подчеркнутой арменофобией, тесными связями с Россией и Азербайджаном Синан Оган. Второй в кемалистской коалиции Кылычдароглу стала «Хорошая» партия Мерал Акшенер (IYI), которая представляет право-кемалистские традиции. С точки зрения антикурдской и шовинистской риторики она в полной мере может конкурировать с MHP и Оганом. Если, как уже сейчас прогнозируют эксперты, Эрдоган победит во втором туре, это будет означать если не провал проекта Европейской Турции, то как минимум, говоря спортивным языком, глубокий нокаут. Но и противный результат, если учесть состав нового парламента и поддержку националистических и шовинистических сил со стороны населения, может лишь частично обеспечить преодоление эрдоганизма, в лучшем случае несколько ограничив его ход.
Происходящие в соседней стране процессы, имеющие для нас насущное с точки зрения безопасности значение, актуализируют переосмысление тезиса «турок остается турком», над которым иронизируют прогрессивные и либеральные армянские круги и на котором спекулируют некоторые националистические группировки. Если отделить его от хейтерской эмоциональности, оно выглядит как медицинский диагноз турецкого общества, его глубинных устремлений и ожиданий. Второй важный вывод, который попросту на поверхности – выход из плоскости тезисов о том, что прозападная ориентация напрямую ведет к тюркизации, или как минимум общественное восприятие их маргинальности и нереальности.
Армен ОВАННИСЯН
Аналитик
Ереван
